Она заметила, что он выглядит очень усталым, щеки за ночь заросли колючей щетиной. Голубые глаза смотрели ласково и как-то растерянно.
«Нет, не стану я сейчас задавать все эти вопросы про бандитов, — решила она, — пусть отдохнет, выспится после бессонной ночи. А потом уж…»
— Трудное было дежурство? Тяжело не спать всю ночь? — спросила она.
— Я привык. — Неожиданно он сделал шаг к ней, осторожное, но в то же время стремительное движение.
Маша внутренне сжалась: «Вот сейчас… Он подойдет, сначала сядет на кровать. Конечно, ведь я на его кровати, в его доме!»
— Может, я пока завтрак приготовлю? — предложила она тихо. — Ты примешь душ, а я приготовлю. Что ты любишь есть утром?
Несколько секунд он смотрел на нее молча. «В самом деле, зачем я так спешу? Она должна хоть капельку ко мне привыкнуть, хоть немного».
— Да Машенька, приготовь. Что тебе самой хочется, то и приготовь.
Он сделал еще шаг, осторожно провел ладонью по ее щеке, легко прикоснулся губами к краешку ее губ и почувствовал, как она напряженно застыла. Сделав над собой усилие, он отошел от кровати и отправился в ванную.
«Нет, надо все-таки уезжать, — думала Маша, взбивая вилкой три яйца с холодным молоком, — вот позавтракаем сейчас, и я ему скажу. Я просто скажу, что мне необходимо домой, меня ждут родители. Так ведь нельзя, в самом деле! Я его совершенно не знаю, вторые сутки живу у него в доме. Даже не в нем дело, а во мне. Он всего лишь по щеке меня погладил, чуть-чуть губами притронулся, а у меня уже сердце закудахтало, как чокнутая курица, и голова поплыла. Вот с Саней ничего подобного не происходило и с тем первым мальчиком тоже. — Она вылила взбитые в пену яйца на раскаленную сковородку. — Я вообще никогда не испытывала такого чувства. Самое интересное, что уезжать мне вовсе не хочется. Именно поэтому придется уехать как можно скорее. Пока не поздно…»
Выйдя из ванной, Вадим обнаружил на кухне красиво накрытый стол. Маша нарезала огурцы и помидоры, поджарила в тостере белый хлеб, даже масло переложила из упаковки в масленку, чего сам Вадим никогда не делал. На сковородке ворчал нежно-желтый омлет, в джезве дымился крепкий кофе.
На Маше была длинная шелковая юбка, та самая, в которой он увидел ее в первый раз, и тонкая вязаная маечка без рукавов.
— Сегодня очень жарко, — сказала она, ловко скидывая омлет со сковороды на тарелку Вадиму.
— Ты ведь вчера так и не ходила на пляж? Вот сейчас позавтракаем и пойдем. Омлет потрясающий!
— Тебе кофе или чай? Я на всякий случай приготовила и то, и другое. Чай заварила свежий.
— Налей мне, пожалуй, чайку. А почему ты сама не ешь ничего?
— Я не привыкла так рано. Я обычно завтракаю в институте, между первой и второй парой, в двенадцать часов. А дома никогда не успеваю. Всегда хочется поспать подольше.
— Машенька, а куда делся твой замечательный жених, которого ты ждала? — Вадим встал, налил в чашку кофе и поставил перед Машей, потом намазал маслом кусок поджаренного хлеба, положил сверху сыр и протянул ей на тарелке. — Ты все-таки поешь хоть немного, за компанию. И кофе горячего выпей.
— У жениха случился приступ аппендицита, — сообщила Маша, откусывая бутерброд, — сначала мы собирались поехать вместе. Но в последний момент ему дали роль на телевидении, в детской передаче. Есть такая передача «Вперед, за сказкой!», он получил там роль вампира. Он не мог отказаться, — Маша отхлебнула кофе. — Мы решили, что я поеду одна, а он потом приедет. Но он не смог — из-за аппендицита.
— Ну что ж, две вполне уважительные причины — вампир и аппендицит. А он тебе действительно жених?
— То есть?
— Ну, ты за него замуж собираешься? Маша засмеялась:
— За Саню?! Я вообще пока замуж не собираюсь, у нас так, роман… Ну, как это обычно бывает в институте.
Она доела бутерброд, допила кофе и закурила. Валим заметил, что тонкие пальчики ее левой руки выплясывают на столе какой-то причудливый танец. Он вдруг почувствовал, как она сильно нервничает сейчас, и удивился: и лицо, и голос при этом совершенно спокойны.
— Вадим, — медленно и все так же спокойно произнесла она, — мне, наверное, лучше уехать. Мне здесь очень хорошо, у тебя. Я страшно благодарна тебе за все, но пора и честь знать. Мне надо в Москву.
Повисла долгая напряженная пауза. Он отставил чашку с чаем, внимательно посмотрел на Машу, пытаясь встретиться с ней глазами. Но она отводила взгляд.
— Почему, Машенька? Я тебя чем-нибудь обидел? — Он накрыл ладонью ее руку. Пальчики успокоились и напряженно застыли под его ладонью. Но руки она не убрала.
— Что ты! Просто… Родители ждут и вообще…
— Когда именно тебя ждут родители? Сегодня? Завтра?
— Двадцатого.
— А сегодня только тринадцатое. Машенька, может, ты нежно любишь того мальчика Саню и никто другой для тебя не существует?
— Нет, не то. Совсем не то. — Маша вдруг почувствовала, что сейчас заплачет. Это получилось бы глупо и некстати.
— Я могу тебя прямо сегодня отвезти в аэропорт и посадить на московский самолет. Ты ничем мне не обязана. Ты не должна бросаться мне в объятия только за то, что я вытащил тебя из того сарая. Хочешь домой — это твое право, ты взрослый, свободный человек. Но просто объясни мне — почему?
— Потому… — Маша еле сдерживала слезы. «Ты дура и зануда», — с ненавистью сказала она себе, резким движением загасила сигарету, выдернула руку из-под ладони Вадима и встала из-за стола. Он сидел и молча смотрел на нее. Она старалась не встретиться с ним взглядом.
— Мне очень неудобно, — произнесла она каким-то деревянным голосом, — но ты не мог бы одолжить мне сто семьдесят тысяч? У меня ни копейки. Билет в плацкартный вагон стоит сто семьдесят тысяч. Я оставлю тебе адрес и телефон. Ты ведь бываешь в Москве? Я верну при первой возможности. И еще… где мой паспорт и студенческий?
— Твои документы лежат на каминной полке, в гостиной, — тихо сказал он, вставая, — поездом ты, конечно, не поедешь. Тем более плацкартным вагоном. С поездами у тебя плохие отношения.
— Но самолет стоит очень дорого, — возразила Маша все тем же деревянным голосом, — ты и так потратил на меня деньги. А плацкартный вагон — это не товарняк. Там есть милиция.
— Милиция — это серьезно, — кивнул он, — милиция тебя всегда защитит. Ты полетишь самолетом. Адрес и телефон можешь не оставлять. — Он вышел в гостиную, вернулся через минуту, держа в руке Машины документы и стодолларовую купюру.
— Это очень много, — сказала Маша, — билет на самолет стоит дешевле.
— Извини, других денег у меня нет, — он положил паспорт, студенческий и купюру на кухонный стол.
«Рюкзак уже собран, — с тоской подумала Маша — он лежит на кресле в гостиной».
Она взяла со стола документы и деньги, положила в карман юбки, вышла в гостиную, подхватила рюкзак вспомнила, что там в наружном кармане должны лежать маленький отрывной блокнот и ручка, но ни того ни другого не было. «Теперь все равно, — равнодушно подумала она, — ему не нужен мой адрес».
— Может, ты позволишь отвезти тебя в аэропорт? — услышала она откуда-то издалека голос Вадима и застыла на пороге с рюкзаком в руках.
Слезы, которые все это время набухали в глазах, вдруг предательски покатились по щекам.
«Ты не только дура и зануда, но еще и истеричка!» — сказала она себе, а вслух спокойно произнесла:
— Прости меня, пожалуйста. Спасибо тебе. Я не смогу…
Она не договорила. Вадим подошел, легко подхватил ее на руки и, прикасаясь губами к ее губам,