Григорьев удивленно повертел ее в руках и заметил глазок с увеличительным стеклом. Что-то вроде волшебного фонаря. Повернувшись к свету, он посмотрел внутрь. Внутри была Маша. Цветной снимок на слайде. Маша в белой блузке и красном галстуке. Очень высокое качество пленки. Видны даже золотистые пуговицы на погончиках парадной пионерской блузки и крошечная розовая лихорадка в уголке рта.
— Это она полгода назад, — крикнула Клара из ванной, — в день рожденья Ленина, 22 апреля, их принимали в пионеры! Там еще письмо. Ты нашел?
— Да! — крикнул в ответ Григорьев и взял в руки незапечатанный конверт. Внутри оказался тетрадный листок в линейку, исписанный аккуратным детским почерком.
Григорьев трижды перечитал письмо и не заметил, что Клара успела выйти из ванной.
— Хорошая девочка, — произнесла она с мягкой улыбкой, — знаешь, такая спокойная, рассудительная, пожалуй, немного взрослая для своих десяти лет. Я, конечно, не звонила им домой, просто подошла к школе к концу шестого урока, встретила ее, попросила написать письмо и передать какую-нибудь фотографию.
Григорьев сложил листок, машинально похлопал себя по бокам в поисках карманов. Но на нем было только банное полотенце, узел ослаб, оно соскользнуло на пол. Он стоял под внимательным взглядом Клары, голый и беспомощный, как призывник перед медкомиссией.
— Есть еще одна новость, — сказала она, продолжая улыбаться, — в Управлении ходят упорные слухи, что в Лондоне освобождается место заместителя резидента, твоя кандидатура одна из главных. — Она подошла совсем близко, провела теплой ладонью по его животу и пристально посмотрела в глаза.
'Заместитель резидента в Лондоне работал на англичан', — отрешенно подумал Григорьев.
Клара скинула халат, заскользила губами по его шее и, добравшись до уха, прошептала:
— Скоро полетишь в Москву и увидишь дочь. Ну, может, наконец, поцелуешь меня и скажешь спасибо?
На ее полном запястье тихо пискнули часы. Настала полночь. Пошел отсчет первых минут следующих суток, 22 октября 1983 года.
23 октября 1983 года в результате нападения самоубийц-террористов на лагерь миротворческих сил в Бейруте (Ливан) погибло 242 американских и 62 французских военнослужащих.
Глава 13
Теперь оставалось главное — доехать до дома и не заснуть за рулем. Саня Арсеньев потерял счет времени, он не спал третьи сутки. От Управления до дома было не больше двадцати минут езды, мысленно он уже отмокал в горячей ванной, но на перекрестке у выезда на Садовое кольцо застрял в пробке.
— Вот тут мне и конец, — пробормотал он, включая радио на полную громкость и закуривая, наверное, пятидесятую сигарету за эти проклятые трое суток.
Из приемника лился гнусавый голос модного эстрадного певца, которого Арсеньев терпеть не мог, и как звать, не знал, однако в данной ситуации такая музыка оказалась самой подходящей. Под нее точно не уснешь. Для большей бодрости Саня принялся во всю глотку подпевать. Голос у него было хриплый и еще более противный, чем у певца. Слов он не знал, мелодию перевирал нещадно, однако увлекся, забыл про сон и даже перестал нервничать из-за пробки, которая позволяла двигаться со скоростью три метра в пятнадцать минут.
Орал Арсеньев, проползая очередные сорок сантиметров пути.
Припев повторялся непрерывно, и Саня успел заучить его наизусть. Песня кончилась, начались новости вперемежку с рекламой. Саня все пел. Дурацкий текст привязался надолго. Он будет звучать в голове и болтаться на языке, пока не сменится какой-нибудь другой глупостью, например стишком из рекламного ролика. Господи, сколько всякого мусора копошится у среднего человека в мозгах! Нашелся бы гений, который изобрел бы что-то вроде мозгового пылесоса для очистки от медиашлаков…
Окно у водительского места было открыто. Почти вплотную к 'Опелю' встала шикарная новенькая 'Тойота', синий 'металлик', грохот тяжелого рока внутри. Затемненное стекло опущено до середины. Сквозь широкую щель видно, как подпрыгивает и дергается в ритме рока половина головы водителя, белобрысого парнишки, не старше двадцати пяти. Низкий лоб, белые брови, глубоко посаженные глаза, длинный хрящеватый нос. Голова то показывалась почти целиком, то уходила вниз, оставляя только щетинистую плоскую макушку. Ряд Арсеньева продвинулся еще на метр. Соседний остался стоять. Арсеньев, сам не зная почему, не захотел терять 'Тойоту' из вида, ехать не стал, пропустил вперед девушку в красной 'Шкоде', которая давно рвалась влезть перед ним.
Профиль в 'Тойоте' вдруг стал казаться все более знакомым. Чтобы не мучиться напрасно, Арсеньев легонько стукнул в затемненное стекло. Белобрысая голова повернулась, запавшие глаза уставились на Саню.
— Спички нет? — спросил он первое, что пришло в голову.
— Зачем? Ты же и так куришь! — перекрикивая рок, удивленно заметил парень.
— В зубе поковырять, — объяснил Арсеньев, все еще не понимая, что на него нашло.
Голова исчезла, и через минуту из окна вылезла рука с пучком зубочисток.
— Спасибо, друг! — Арсеньев взял зубочистки и изловчился пожать эту руку, она оказалась вялой, влажной и быстренько ускользнула, втянулась назад. Затемненное стекло поехало вверх. Ряд 'Тойоты' тронулся. Девушка в красной 'Шкоде', потратившая столько усилий, чтобы втиснуться в неподвижный ряд перед Арсеньевым, не выдержала разочарования и нервно засигналила. Арсеньев попытался выгнать из головы песенку про чучело, приглушил звук приемника, автоматически отпечатал в памяти номер ускользающей 'Тойоты'.
Если бы не разговор с Масюниным и не клеймо американской оружейной фирмы 'Максейф', белобрысый промелькнул бы мимо и исчез навеки. Впрочем, он и так исчез. Скатертью дорога. Можно было спокойно выкинуть из головы номер красивой новенькой 'Тойоты'.
