допросов, нудной отчетной писанины, на оперативных совещаниях, килограммы веса и сантиметры объема талии значат очень много.
Саня критически оглядел себя в зеркале в прихожей, провел гребенкой по коротким седеющим волосам, подтянул пузо, расправил плечи и вдруг заметил в себе нечто общее с Герой Масюниным.
Внешне они с Герой были совершенно разными. Арсеньев выше на голову, шире в плечах, без признаков хронического пьянства на лице, правда с признаками хронического недосыпа, но это совсем другое. Если честно, Арсеньев выглядел значительно привлекательней своего приятеля, 'покойницкого доктора', и сравнивать нечего. Но сейчас он уловил в собственных глазах тот же дикий блеск.
Это можно назвать азартом ищейки, унюхавшей в океане навязчивых ненужных запахов тончайший аромат единственного, вожделенного следа. Можно определить это как искру гениальности, но лучше все- таки считать признаком помутнения рассудка.
Спрашивается, зачем он вырядился сейчас? Ради чего на ночь глядя отправляется в автосервис, в котором работает брат покойного Вороны? Пока не готовы результаты баллистической экспертизы, неизвестно, из одного ствола были выпущены редкие патроны или из разных. Собственно, нет никакой связи, кроме патронов. Так они, может, уже давно и не такие редкие? Рынок оружия меняется постоянно и очень быстро, китайцы запускают в массовое производство множество подделок. Почему, если пистолет не всплыл месяц назад, он появится сейчас?
— Ты думаешь, тебе это что-то даст? — прозвучал за спиной насмешливый тихий голос.
Арсеньев вздрогнул и увидел рядом с собой в зеркале отражение Марины. Она была босая, в халате. Она была румяная и взъерошенная после бурного веселья в бывшей супружеской постели, где ждал ее приятель-балагур. Она появилась из своей комнаты совершенно бесшумно и остановилась у Сани за спиной, по дороге в туалет.
— Не понял, — хрипло выдавил Арсеньев и отложил гребенку.
— Чего ж тут понимать? — усмехнулась Марина. — Ты ведь на свидание собрался, правильно? Ты прихорашиваешься и думаешь, что сумеешь заморочить голову какой-нибудь дуре? Должна тебя огорчить, Арсеньев. Дело твое безнадежно, — она сладко зевнула, легонько хлопнула ладошкой по его плечу, — дура тебе даром не нужна, а умной даром не нужен ты.
— Спасибо, — улыбнулся Арсеньев, — это ужасно приятно слышать. Это так женственно, так мило, что я даже взбодрился. Тебе давно до меня дела нет, у тебя налаживается веселая личная жизнь. А все- таки будет обидно, если у меня она вдруг тоже наладится. Правильно?
Марина в ответ только фыркнула, взглянула на себя в зеркало из-за его плеча, поправила волосы.
На самом деле, ее замечание вовсе не взбодрило Саню, совсем наоборот. Стало ужасно одиноко и грустно оттого, что раньше они друг друга любили, а теперь нет.
Марина была вполне хорошей женщиной, жизнерадостной, добродушной, с грубоватым, но милым юмором. Ее коэффициент стервозности не превышал средний уровень. Она не пилила его за маленькую зарплату, ночные дежурства, медленный карьерный рост. Пока они были вместе, она ему не изменяла. В общем, ему не в чем было ее упрекнуть. Просто запас взаимных чувств оказался бедней, чем они оба предполагали.
Наверное, было бы легче считать ее злодейкой, а себя жертвой или наоборот. Многие пары, расставаясь или продолжая жить вместе без всякой любви, спасаются от скуки взаимными бурными претензиями. Признать такую простую и вроде бы безобидную вещь, как скудость собственных чувств, обидно, унизительно. Только самовлюбленные болваны с манией величия гордятся, что никого не любят. Для нормального человека это тяжело. Нормальному легче преувеличить в сто раз недостатки своего ближнего, добавить к ним еще кучу выдуманных гадостей и спрятаться в этой помойке от самого себя.
Ночные улицы были свободны. Автосервис находился у Кольцевой дороги. Арсеньев отдыхал за рулем. Он приоткрыл окно, долго выбирал музыку в приемнике и остановился на старом французском шансоне. Сначала пел Азнавур, потом Пиаф, потом они запели дуэтом. Пока звучал этот дуэт, Сане стало всерьез жаль, что Марина ошиблась, он едет не на свидание, и никто его не ждет. Но когда начались новости, это прошло. Приглушенный до полнейшей интимности женский голос комментировал завтрашнюю прессу. Несколько раз было упомянуто убийство Кравцовой и Бриттена. Ежедневная желтоватая газета уже успела откликнуться на прямой эфир Рязанцева и анонимный звонок.
— Не прибедняйся, не ной, тебя все-таки ждут! — пробормотал Арсеньев. — Кто? Убийца, вот кто. Заказчик, исполнитель. Оба. Каждый убийца с особым чувственным трепетом ожидает своего сокровенного, единственного, последнего сыщика. Никто на свете не интересует его так, как этот сыщик. Нельзя разочаровать убийцу, а то убьет кого-нибудь еще. А вот тебе, пожалуйста, и любовь. Угощайся на здоровье горькой, правдой жизни.
Чем ближе он подъезжал к Кольцевой дороге, тем чаще попадались проститутки, стаями или парами, под зонтиками или просто так. Совсем юные, худенькие, длинноногие, и потасканные, расплывшиеся, они стояли вдоль трассы, скучали, курили. Арсеньев увидел, как возле одной из стаек притормозил 'Фольксваген-гольф' цвета мокрого асфальта. К нему сразу направилась пара девиц, блондинка и брюнетка, однако он даже не дал им подойти близко, внезапно рванул вперед, на недозволенной скорости.
В автосервисе было пусто. Арсеньев не стал спрашивать, работает ли сейчас Павлик Воронков, просто рассказал дежурному о своей проблеме с вентилятором. Явился сонный пожилой слесарь, недовольно заметил, что проблема не срочная, ее вполне можно было бы решить и днем.
— Днем времени нет, — объяснил Арсеньев. Начав копаться в моторе, слесарь окончательно проснулся, принялся присвистывать, говорить 'ай-яй-яй', покачивать головой, наконец сочувственно спросил:
— Что ж ты, мил человек, на таком металлоломе ездишь?
Саня прекрасно знал, что его 'Опель-кадет' восемьдесят седьмого, конечно, не 'Мерседес' девяносто девятого, однако механик определенно преувеличил, обозвав крепкого бодрого старичка 'металлоломом'.
— В принципе твою развалину можно довести до ума, но с другой стороны, не стоит она тех денег, которые надо в нее вбить. Дешевле купить новую, — заключил слесарь, тщательно вытирая руки ветошью и закуривая, — кстати, меня зовут дядя Костя. Будем знакомы.
— Александр Юрьевич, — представился Саня и пожал мозолистую лапу.
— Видишь, Александр Юрич, конечно, он может еще побегать, твой 'Опелек', — дядя Костя легонько постучал гаечным ключом по капоту, как невропатолог молоточком по коленке, — смотри, если он тебе дорог как память, мы бы с тобой могли договориться. Я бы его сделал за пару дней.
— За пару дней? — Арсеньев присвистнул и покачал головой. — А ездить на чем?
— На такси, — цыкнув зубом, задумчиво пробормотал дядя Костя, — или на метро, в крайнем случае.
— Ладно, дядя Костя, — Арсеньев улыбнулся и махнул рукой, — я все равно буду покупать новую машину, ты мне сейчас как-нибудь вентилятор наладь, чтобы я не закипел в пробке, и на том спасибо.
— Новую тачку? — оживился слесарь. — Нет проблем. Могу свести с хорошим парнем, он тебе из Германии любую тачку пригонит, какую душе угодно, быстро, недорого и с гарантией. А обслуживаться будешь здесь у нас, с хорошей скидкой. Хочешь?
— Хочу, — кивнул Арсеньев.
Слесарь радостно заулыбался, и Саня понял, что он получает от перегонщика приличный процент за свое сводничество.
— Ну и добренько. Знаешь что, мне тут все равно с твоей колымагой придется повозиться еще минут сорок, чтобы ты до дома доехал без приключений. Ты пока иди в кафешку, кофейку выпей, покури, здесь у нас вообще-то не курят. А я к тебе туда своего парнишку подошлю, и никаких проблем. Он сам к тебе подойдет, там обо всем и договоритесь. Его Паша зовут. Белобрысенький такой. Чего тянуть, если времени нет?
— Действительно, чего тянуть? — улыбнулся Арсеньев.
'Везет тебе сегодня, майор, — поздравил себя Саня, усаживаясь за столик в маленьком, уютном и совершенно безлюдном кафе, — только не радуйся заранее, чтобы потом не огорчаться'.
Впрочем, огорчаться не пришлось. Едва официант принес ему чашку кофе, появился Павлик Воронков
