еще неделя-две, и мы утратим контроль над ситуацией. Уже сейчас в газетах то тут, то там появляются заметки в связи с гибелью твоего отца. Нам нужно, не теряя времени, разработать план и стратегию на будущее. Боюсь, у меня для тебя еще одна плохая новость: нам придется продать часть активов, чтобы собрать необходимую сумму.
Микки дрожащими руками раскрыла свою модную сумочку, вытянула из серебряного портсигара сигарету и щелкнула дорогой зажигалкой «Cartier». Какое-то время она сидела молча, наблюдая, как завитки дыма затягивает в сплит-систему у нее над головой.
— Я разорена, — сказала она бесцветным голосом. — Разорена вчистую. Ты это пытаешься сказать, да?
— Да, — не сразу ответил Раманбхаи.
Теперь можно было незаметно оставить официанту на чай и уйти. Они ждали в фойе, пока подадут «мерседес» ее отца, когда Микки принялась безудержно хохотать. Раманбхаи с тревогой посмотрел на нее.
— Что с тобой? Над чем ты смеешься?
— Над жизнью, — ответила девушка, вкладывая свою руку в его ладонь.
Вскоре Микки выпал случай встретиться с Алишей. После долгих колебаний она приняла приглашение своего старого приятеля Навина пойти в шикарный ночной клуб «1900-е». Там всегда звучали самые модные взрывные хиты со всего мира и были самые крутые диджеи. Под эти хиты ночи напролет зажигали отпрыски богатых промышленников, восходящие звезды в поисках спонсоров, всякие проходимцы и прочая ночная тусовка.
Это было не совсем то, что нравилось Микки. Прожив пять лет в Америке, она привыкла ходить в какие-нибудь тихие и уютные места. Изысканный ужин в романтической обстановке или обед во французском ресторанчике доставил бы ей куда больше удовольствия. Шон привил ей вкус ко всяким запретным удовольствиям вроде мясных деликатесов (мама бы тут же отреклась от Микки, узнай она, что дочь пробовала такое) или шампанского с персиковым бренди — этот коктейль она полюбила с первого глотка, как только попробовала в модном баре где-то через полгода после приезда в Штаты. И с тех пор другие коктейли не признавала.
Но Микки все-таки приняла приглашение Навина, рассудив, что, в конце концов, имеет право «оторваться» после всего этого кошмара! Для выхода в свет она выбрала маленькое облегающее платье из черной тафты, украшенное стразами. Оно было скроено так, что очень эффектно обрисовывало ее стройную фигуру. Полюбовавшись своим отражением в зеркале, Микки перешла к аксессуарам: черные шелковые чулки, черные туфельки из натуральной кожи на высокой шпильке и, в довершение ансамбля — сумочка от Chanel. Вот только стрижка совсем не подходила к такому изысканному наряду. Одним быстрым движением Микки выдавила на ладони немного геля для укладки волос и пригладила волосы. Получилось то что надо. Затем она вдела в уши мамины старинные бриллиантовые серьги от Van Cleef & Arpel (маме они достались по наследству) и улыбнулась своему отражению. Теперь она выглядела сногсшибательно и знала это.
Навин ждал Микки у входа в галерею. Юноша буквально обомлел при виде подруги, спускающейся по украшенной резьбой мраморной лестнице.
— Выглядишь — отпад! — только и смог выговорить он.
— Ты тоже, — ответила девушка со смехом.
— Отлично! Теперь, когда мы выразили друг другу взаимное восхищение, пойдем и взорвем эту тусовку… — сказал Навин, помогая ей забраться на переднее сиденье своего BMW. Затем он скользнул на место водителя и включил зажигание.
— Ну, поехали. Ух, и оторвемся же мы сегодня! — воскликнул он и поцеловал Микки в шею, но она, помня о том, что дежурный охранник прекрасно видит их и обязательно расскажет об этом своим сменщикам, водителям и слугам, мягко отстранила юношу:
— Давай для начала хотя бы тронемся с места.
Навин усмехнулся и нажал на педаль газа.
Они подъехали к отелю Тадж-Махал, парковщик взял ключи от машины, а Навин, весело приветствуя его на сикхский манер, незаметно сунул ему в руку банкноту. Микки грациозно спустила ноги на тротуар, стараясь держать колени вместе. «Вылезать из этих современных машин с низкими сиденьями так, чтобы не сверкать при этом нижним бельем, — целое искусство», — подумала она, одергивая подол. Навин передернул плечами, поправляя пиджак, и резко откинул назад прядь напомаженных волос. Они поднялись по мраморным ступеням, прошли через переполненный холл отеля и вышли с другой стороны здания к бассейну. Микки чувствовала на себе восхищенные взгляды. Не успели они войти в полумрак дискотеки, как вокруг них собралась толпа знакомых.
— Микки! — воскликнула похожая на кошечку хорошенькая девушка в облегающем, украшенном блестками свитере. — Вот уж сюрприз так сюрприз. Мы и не ожидали, что ты появишься так скоро после… прости, подруга, я думала, у вас там в Гуджарате принято долго скорбеть по умершим или что-то типа того.
Микки оставила без внимания протянутую ей руку и направилась в одну из самых уединенных ниш. Ей не хотелось ни с кем общаться. Не сейчас. Да, она знала, что нарушила правила приличия, появившись на людях до окончания траура. Но решила, что не будет лицемерить и сидеть взаперти, изображая великую скорбь, как это принято в их общине. Ведь на самом деле траур для многих был лишь предлогом, чтобы торчать дома и сплетничать. А Микки вовсе не улыбалось общаться с тетками, дядями, двоюродными братьями и сестрами, с которыми у нее было мало общего. Тетя Анджанабен хотела переехать к осиротевшей племяннице и взять на себя заботы по кухне, утверждая, что Микки еще слишком юна и неопытна, чтобы справиться с этим, особенно когда у нее такое горе. Но девушка твердо отклонила это предложение — сыночек Анджанабен вот-вот должен был вернуться в Бомбей, и Микки догадывалась, что он готов на все, только бы втереться к ней в доверие.
Микки заказала себе свежевыжатый апельсиновый сок, а Навин решил остановиться на виски («Односолодовый, пожалуйста»).
«И зачем только я сюда приехала», — подумала девушка. Еще два года назад она бы многое отдала, чтобы оказаться здесь. А сейчас, окинув взглядом местную публику, — кто-то дергался под музыку на маленьком танцполе, кто-то, как она, сидел в нише, — с трудом подавила желание встать и уйти. Внезапно Микки осознала, что очень переменилась за пять лет, проведенные за границей. Раньше это была «ее сцена», «ее тусовка». По идее, она должна была чувствовать себя здесь как рыба в воде, но оказалось, что она тут всем чужая. Микки невольно содрогнулась при мысли о том, какой она была раньше. Поверхностной. Недалекой. Избалованной… Она вспомнила, с каким неодобрением всегда смотрела на ее наряды мама, когда девушка влетала к ней в комнату, произнося нараспев: «Пока… Я убежала… до встречи, мам». «Господи! До чего же дико я, должно быть, выглядела — так же, как все эти существа, корчащиеся под музыку на танцполе», — думала Микки. А ведь ей тогда было весело, ее забавляла атмосфера легкого флирта, она с легкостью меняла парней и наряды от известных кутюрье. Сейчас же воспоминания о разбитых сердцах и немалых деньгах, которые ока пустила на ветер, вызывали у нее только грустную улыбку.
И тут она заметила Алишу. Та была не одна, а ее кавалер очень даже ничего. Микки обратила внимание, что сестра одета смело, даже вызывающе, а со своими чудесными длинными волосами сотворила что-то невообразимое. «Да уж, на похоронах она выглядела куда привлекательнее», — отметила Микки, но, повинуясь порыву, встала и пошла к столику Алиши.
— Эй, крошка, — крикнул ей вслед Навин, — ты куда это намылилась? Я что, без тебя тут оттягиваться должен?
Но Микки не удостоила его ответом.
За грохотом музыки Алиша едва слышала, что говорил ей спутник. Она заметила, как в зал вошла Микки, и решительно отвернулась. Как всегда, по средам здесь была пятидесятипроцентная скидка на вход, и все, кого отпугивала плата в двести пятьдесят рупий, стекались сюда, так что на танцполе яблоку было негде упасть.
На Алише было розовое обтягивающее очень короткое трикотажное платье. Папа бы такое не
