— О чем?
— Пери жалеет, что у него нет бус красивее, чем эти, чтобы тебе подарить.
— А почему ты об этом жалеешь?
— Потому, что они бы всегда были с тобой.
Сесилия лукаво улыбнулась.
— Значит, ты был бы доволен, если бы твоя сеньора, вместо этого браслета, носила твой подарок?
— Очень.
— А что же ты мне подаришь, чтобы я была красивой? — шутливо спросила Сесилия.
Индеец поглядел вокруг и понурился. Он мог бы отдать свою жизнь, которая недорого стоила. Но где ему, бедному дикарю, найти украшение, которое было бы достойно его сеньоры?
Сесилии стало жаль его.
— Принеси мне цветок, и твоя сеньора вплетет его себе в волосы и будет носить; а этот браслет она никогда носить не станет.
Последние слова были сказаны очень решительно: в них чувствовалась непреклонная воля. Сняв браслет, она положила его обратно в коробочку и задумалась.
Пери вернулся, неся в руке красивый цветок, который он сорвал в саду. Это был ярко-красный бархатистый вьюн. Сесилия воткнула его в волосы; она была рада, что может исполнить это невинное желание Пери, который посвятил всю свою жизнь исполнению ее желаний. Спрятав бархатную коробочку на груди, она пошла в комнату сестры.
После того как Изабелл невольно выдала тайну своей любви, она затворилась у себя в комнате и, сославшись на нездоровье, больше оттуда не выходила.
Слезы не принесли ей, как Сесилии, облегчения и утешения. Это были горькие слезы: они не освежали ей сердца, а обжигали его жаром страсти.
Порою ее мокрые от слез черные глаза блестели необычным блеском; казалось, что в мозгу ее проносится какая-то безумная мысль. Потом она становилась на колени и начинала молиться, но посреди молитвы потоки слез снова орошали ее лицо.
Когда Сесилия вошла к ней в комнату, Изабелл сидела на краю кровати; ее глаза были устремлены на окно, в котором виден был краешек неба.
В эту минуту она была особенно хороша собою: охватившие ее грусть и истома еще больше подчеркивали ее красоту.
Сесилия незаметно подкралась к кузине и поцеловала ее в смуглую щеку.
— Я уже говорила тебе, я не хочу, чтобы ты грустила.
— Сесилия, ты! — воскликнула Изабелл, вздрогнув.
— Что с тобой? Я тебя напугала?
— Нет… только…
— Что только?
— Ничего.
— Я знаю, что ты хочешь сказать. Изабелл, ты, верно, думаешь, что я на тебя в обиде. Не правда ли?
— Я думаю, — пробормотала Изабелл, — что я теперь недостойна быть твоей подругой.
— Почему? Разве ты сделала мне что-нибудь плохое? Разве мы с тобой не сестры и не должны любить друг друга?
— Сесилия, ты говоришь совсем не то, что у тебя на душе! — изумленно воскликнула Изабелл.
— А разве я когда-нибудь обманывала тебя? — с обидой сказала Сесилия.
— Нет, прости меня; просто…
Она не договорила, но взгляд ее досказал все. Она была поражена. Но внезапно ее осенила догадка.
Ей пришло в голову, что Сесилия не ревнует к ней Алваро оттого, что считает ее недостойной даже его взгляда. При этой мысли она горько улыбнулась.
— Итак, решено, между нами ничего не было. Хорошо?
— Ты этого действительно хочешь?
— Да, хочу. Ничего не было. Все осталось по-прежнему, с той только разницей, — продолжала Сесилия, краснея, — что с сегодняшнего дня у тебя не должно быть от меня тайн.
— Тайн? У меня была только одна тайна, но ты и ее узнала, — прошептала Изабелл.
— Узнала, потому что сама догадалась! Нет, я хочу вовсе не этого. Я хочу, чтобы ты сама мне все говорила. Я хочу утешать тебя, когда на тебя найдет грусть, как сегодня, и смеяться вместе с тобой, когда тебе будет хорошо. Согласна?
— Ах, нет, никогда! Не требуй того, что невозможно, Сесилия. Ты уже знаешь больше, чем надо. Не заставляй меня умирать от стыда.
— Какой же тут стыд? Ты любишь меня, значит, можешь полюбить и кого-нибудь другого.
Изабелл закрыла руками лицо, чтобы не видно было, как она покраснела. Сесилия, смущенная и взволнованная, начинала понимать, почему она сама всегда краснеет, почувствовав на себе взгляд Алваро.
— Сесилия, — сказала Изабелл, собрав все силы, — не обманывай меня. Я знаю, ты добрая, ты меня любишь и не хочешь огорчать. Но не смейся над моей слабостью. Если бы ты знала, как я страдаю!
— Нисколько я тебя не обманываю, я уже сказала: я не хочу, чтобы ты страдала, а тем более из-за меня. Понимаешь?
— Понимаю и клянусь тебе, что заставлю сердце мое замолчать. А если надо будет, оно остановится раньше, чем причинит тебе самую малую толику горя.
— Нет, — воскликнула Сесилия, — ты не понимаешь меня; совсем не об этом я говорю; напротив, я хочу… чтобы ты была счастлива!
— Чтобы я была счастлива? — переспросила Изабелл.
— Да, — ответила Сесилия, обнимая ее, и тихо шепнула ей на ухо: — Чтобы ты любила и его и меня.
Изабелл вскочила с кровати. Она побледнела. Она не верила своим ушам. Сесилия нашла в себе силу улыбнуться ей своей доброй улыбкой.
— Нет, это невозможно! Ты хочешь совсем свести меня с ума, Сесилия!
— Я хочу, чтобы ты была веселой и довольной, — ответила Сесилия, целуя сестру, — хочу, чтобы лицо твое больше не было таким грустным и чтобы ты любила меня как прежде. Неужели я этого не заслужила?
— О, еще бы! Ты сущий ангел, но твоя жертва напрасна. Я не могу быть счастливой, Сесилия.
— Почему?
— Потому, что он любит тебя, — пробормотала Изабелл.
Сесилия покраснела.
— Не говори так, это неправда.
— Это правда.
— Он тебе сказал?
— Нет, но я сама вижу; я поняла это даже раньше, чем ты.
— Тебе просто показалось; и не смей говорить мне больше об этом. Какое мне дело до его чувств!
И девушка, видя, что не может справиться с волнением, убежала, но в дверях остановилась.
— Да, совсем забыла! Я хочу подарить тебе одну вещицу.
Она вынула бархатную коробочку Иг открыв ее, надела жемчужный браслет на руку Изабелл.
— Как тебе идет жемчуг! Как он хорошо выделяется на твоей смуглой коже! Какая прелесть! Ты ему понравишься…
— Этот браслет!..
Изабелл вдруг что-то заподозрила.
Сесилия это заметила и первый раз в жизни солгала:
