Ранний утренний туман мягко и тепло касался моего лица. Я должна была купить бумагу и порошок для шлифовки золоченых вещей моему ребенку у Джанни Кавальера и завернуть в дюжину слоев «Ла нуова Венеция», чтобы предохранить от кражи, поместив в ручную кладь. Ругаясь, я тащила сломанный чемодан по брусчатке, камням и лестницам. Мои каблуки стучали тише, чем когда я впервые приехала сюда, и это был единственный звук на Соттопортего де ле Аква. Это был самый длинный маршрут из возможных через Риальто, потому что я хотела взять лодку от Сан-Дзаккариа, чтобы снова оказаться на Пьяцце. Казалось, я на необитаемом острове, это деревня без жителей, только свинцовое море. Так прекрасно. Я шла через Пьяцетту, мимо Часовой башни, между крокодилом святого Феодора и львом святого Марка. В тот миг, когда я свернула налево к pontile, пирсу, прозвучали шесть длинных ударов скорбных колоколов. Я чувствовала, что звук отдается в мой груди сильнее, чем в ушах, и повернулась, чтобы не упустить чудесный миг, когда старинные колокола торжественно зазвонят к моему отъезду, более торжественно, чем к приезду.
Когда я повернулась к лодке, слезы смешались с каплями дождя. Я миновала Пьяцале Рома, где сейчас не было никого, только компания железнодорожных рабочих. Поскольку я пребывала в печали, то отказалась, когда они с сочувствием пригласили меня в свою компанию. Прошло меньше часа, а я уже грустила по Фиорелле и моей смешной маленькой комнатке на втором этаже в ее пансионе. Она упаковала panini, маленькие толстые хлебцы с маслом, покрытые тонкими хрустящими ломтиками телятины, поджаренными с вечера. Я ела по сандвичу каждый час в коротком перелете из Венеции в Милан и потом еще в двух самолетах и на двух пересадках по пути домой…
Наш отъезд не означает, что мы никогда не вернемся назад, уверял меня Фернандо. В наш последний день мы отправились к морю встречать восход солнца, взяли cornetti в постель, которая теперь представляла собой матрац на полу, поскольку вся обстановка находилась на пути в Тоскану. Мы переправились и, как всегда, зашли в «До Мори», потом — выпить чашку чая в баре «Гарри». Мы говорили о том, что будем делать в Сан-Кассиано.
Мы вернулись домой отдохнуть, выкупаться в последний раз в черно-белой мраморной ванной комнате. Одеваясь, мы обсуждали, что будем ужинать не там, где обычно, а у «Конте пескаор», в закусочной за Кампо Сан-Джулиан. Мы хотели праздничного ужина с адриатической рыбой, и венецианец, за которым я замужем, считал, что это последний оставшийся лучший из ресторанов в Венеции, который готовит дары моря. На его грязной закрытой веранде с ожерельем из пластиковых светильников мы пили ледяной «Просекко» с frittura mixta, жареной морской рыбой. Мы ели запеченных мидий, морских гребешков и угря, припущенного с лавровым листом. Официант откупорил для нас «Речото-Капителли» 1990 года, и поскольку кое-кто возле нас ест жареных моллюсков, мы потребовали их тоже, затем был жареный катран, и мы отведали запеченного морского окуня и красного люциана. За десять минут до наступления утра мы пожелали спокойной ночи сонному официанту. А потом гуляли по Сан-Марко.
После полуночи лодки ходили с девятиминутными интервалами. У нас есть время. Я сидела на спине розового мраморного льва на Пьяцетте.
— Мы меняемся быстрее, чем происходят перемены здесь, — сказала я Фернандо. — Когда мы вернемся, даже если это случится через неделю, не будет ничего, что бы ощущалось так, как сейчас. Я пробыла здесь более тысячи дней.
Тысяча дней. Мгновение. Фейерверк. Просто жизнь. Я слышу ее зов: «Возьми меня за руку и молодей вместе со мной; не торопись; всегда начинай сначала; вплетай жемчуг в волосы; выращивай картофель; зажигай свечи; поддерживай огонь; вызывай любовь; говори себе правду; не восторгайся».
Фернандо помог мне сойти со спины льва. Пора идти. Я не хотела уходить. Я вспомнила, что делала, когда мне было семь или восемь лет, августовскими вечерами, на ярмарке с дядей Чарли. Он всегда клал десять красных билетов в мою открытую ладонь и помогал сесть на черную лошадь в серебряных яблоках. И каждый раз музыка замедлялась, звучала дробно, и моя лошадь останавливалась до тех пор, пока я не отрывала следующий билет, как кусочек сердца, и не протягивала его билетеру. Я задерживала дыхание, музыка возобновлялась, и мы кружились, кружились, кружились.
Я всегда использовала свои десять билетов. Усевшись на черную лошадь в серебряных яблоках, я становилась бравым наездником, скакала галопом мощно и быстро, перескакивала через водные преграды и через темные леса, на пути к дому с золотыми окнами. Я знала, что меня будут там ждать, стоя в дверях, и пригласят войти, подойти к огню, зажгут свечи, угостят теплым хлебом и вкусным супом, и мы вместе сядем за стол и будем смеяться. Меня отправят наверх, в мою собственную кровать, и плотно подоткнут мягкое одеяло; поцелуют меня миллион раз и будут петь, пока я не засну, о том, что всегда любили меня.
Но десяти билетов никогда не хватало, чтобы добраться до дома с золотыми окнами. Десять красных билетов. Тысяча дней. «Пора идти», — сказал бы дядя Чарли, помогая спешиться.
«Пора идти», — услышала я от Фернандо. Я хотела закричать на него, но голос пропал. Я хотела сказать: «Я люблю тебя, старая принцесса-оборванка, я люблю тебя, злой принц, одетый в лохмотья. Я люблю тебя — капризный старый молчаливый византиец в обносках, я люблю тебя». Муж, который еще тысячу дней назад был для меня незнакомцем, слушал мое молчание. И утешил: «Мы тебя тоже любим. Всегда любили. И будем любить».
Рецепты для моего незнакомца
ЛУК-ПОРЕЙ, ЗАПЕЧЕННЫЙ НА РЕШЕТКЕ
Когда я подала это блюдо во время путешествия Фернандо в Сент-Луис к нашему первому совместному ужину, он сразу сказал, что не любит лук-порей. Я подумала и сказала, что это лук-шалот, и он разрешил подать это блюдо, поскольку я долго возилась с луком. Позже, когда я робко спросила, умею ли готовить порей, он в течение нескольких месяцев отказывался простить меня. Но теперь он ищет порей на рынке, покупает целую охапку, чтобы мы могли приготовить достаточное для двоих количество любимого блюда.
По правде сказать, блюдо такое простое, что я испытываю затруднения при описании рецепта. Его можно приготовить из любого представителя лилейных или их комбинации — порея, шалота, репчатого лука. Вы можете запечь смесь как отдельное блюдо и подать его с верхней корочкой и со сливками внизу. Но мой любимый способ porri gratinati — это положить большую полную ложку порея прямо из моего старого гриля на нагретую тарелку и туда же только что поджаренную говядину или ветчину, так что сок из мяса и аромат порея дополнят друг друга.
Около 12 средних или больших стеблей порея (примерно 3 фунта). Отрезать, расщепить и нашинковать зеленую часть, очистить, промыть и тонко нарезать кружочками белую часть (или 2 фунта репчатого или зеленого лука смешать со сладким луком или спелым желтым испанским луком);
2 чашки сыра маскарпоне;
1 чайная ложка свежемолотого перца;
1 чайная ложка свеженатертого мускатного ореха;
1 1/2 чайные ложки тонкой морской соли;
1/2 чашки граппы или водки;
2/3 чашки тертого сыра пармезан;
1 столовая ложка несоленого масла.
Положите приготовленный порей в большую чашу для смешивания, хорошо смешайте упомянутые ингредиенты, кроме пармезана и масла. Натрите маскарпоне и с помощью двух вилок накройте порей этой
