территории прилегающего к больнице участка, засаженного деревьями и кустарником. Малко направился к служебному входу по неосвещенной аллее. Через несколько мгновений он услышал едва различимый свист. Из-за какого-то куста вынырнул Ферди и тут же приблизился к нему.
— Все о'кей! — шепнул южноафриканец. — Его поместили на третьем этаже, в палате номер 234. Я захватил с собой газовый пистолет, чтобы привести его в должное состояние. Полагаю, все будет в порядке. Идемте!
Они вошли в здание, где размещалось хирургическое отделение. В вестибюле никого не было, и они поднялись по лестнице, облачившись еще у входа в белые халаты. Если в им попалась навстречу какая- нибудь медсестра, то она, безусловно, приняла бы их за иностранных врачей. Они не встретили никого. Коридор третьего этажа был ярко освещен. Из какой-то открытой двери доносился звучный храп. Дежурный медбрат спал буквально «без задних ног», ибо он задрал их на свой столик...
Нужная им палата оказалась пятой по ходу. Они не спеша подошли к ней и, повернув ручку, открыли дверь. Там царил полный мрак. Малко зажег свет, и они обнаружили не занятую никем койку.
— Goeie himel! — ругнулся от неожиданности Ферди.
— У вас плохие осведомители, — тихо заметил Малко. — Пошли назад, несолоно хлебавши.
Южноафриканец, между тем, все еще не сводил глаз с пустой постели, словно мог силой какого-то гипноза заставить советского агента появиться там, где тот должен был бы быть по имеющейся у Ферди «наводке». Малко потянул его за рукав. В тот момент, когда они выходили из палаты, в противоположном от заснувшего дежурного конце коридора раздались чьи-то шаги. У них не было ни времени, ни возможности где-нибудь спрятаться. Тут же перед ними предстала толстая медсестра-негритянка. Она с удивлением взглянула на них, но не проявила ни малейшего беспокойства.
— Вы что-нибудь ищете?
— Мы пришли навестить одного нашего друга, — ответил Малко, — пациента из палаты номер 234. Разве он не в больнице?
Медицинская сестра как-то странно посмотрела на Малко, а потом произнесла:
— Как же, вам неизвестно...
— Его перевели в другую палату? — вмешался в разговор Ферди.
Толстуха покачала головой и тут же перекрестилась.
— Господь Бог призвал его к себе. Он в морге. Внутреннее кровоизлияние.
Малко и Ферди буквально застыли на месте на несколько секунд, словно оглушенные громом. Затем Малко едва приметным жестом правой руки указал своему южноафриканскому коллеге на выход. Не обменявшись ни словом, они сели в «рейнджровер» и спустя некоторое время добрались до виллы майора ван Хааха.
Дожидаясь их возвращения, тот давно уже курил одну сигарету за другой вблизи своей веранды. Он чуть не подпрыгнул, словно его укусил скорпион, услышав шум подъезжавшей машины, и бегом, через сад, ринулся им навстречу. Известие о кончине советского агента буквально повергло его в ужас.
— Holy God! «Поповы» взъярятся, — пробормотал он, еще не придя в себя от неожиданности. — И чем они ответят?
— Во всяком случае, — заметил Малко, — у нас теперь уже нет «разменной монеты»...
Несколько мгновений все они молчали, а затем ван Хаах повернулся и направился к вилле.
— Запрошу указаний у Претории, — бросил он на ходу своим сухим бюрократическим тоном.
Ферди и Малко переглянулись. Бюрократы Претории не имели никакого влияния на происходящее в Ботсване. Лишь они сами могли вызволить Йоханну, если только время еще не было упущено.
Лиль проник на площадку для игры в гольф по Нотвейн-роуд. Он знал, как попасть на узкую тропинку, непосредственно выводившую на эту площадку. Лиль припарковал свой «бакки» вблизи тропинки, под акацией, и вытащил из машины связанную Йоханну. Связанная веревками, она была в состоянии только дрыгать ногами. Лиль взвалил молодую женщину на плечи. Это не потребовало от него особых усилий, ведь ему долгие годы довелось таскать на этих самых плечах мешки с мукой, и малорослый метис был необычайно вынослив. Не говоря ни слова, он двигался по высокой траве. Двигался под сравнительно ясным ночным небом, и к тому же, со стороны границы уже начал пробиваться слабый свет, возвещая приближение зари. Но в его распоряжении был еще целый час. Он подыскал подходящую рощицу вблизи лунки номер 14, рядом с небольшой впадиной, заросшей травой.
Там он и уложил молодую женщину и немного передохнул. Он был полон спокойствия, но ему вдруг вспомнилось все, что он пережил прежде в южноафриканских застенках, куда он попадал неоднократно и где «стражи порядка» всегда били его и всячески измывались над ним. Однажды полиция задержала его, когда он стащил какую-то мелочь с полки магазина. И вот тогда-то случилось то, что при любых обстоятельствах не могло бы выветриться у него из памяти. В полицейском участке садист-сержант приказал вывести из камеры кафра-верзилу двухметрового роста, схваченного за драку на улице, и, говоря медленно и внятно, пояснил тому, что он может делать с Лилем все что ему заблагорассудится. Если верзила хочет, к примеру, заняться мужеложеством прямо в приемном помещении полицейского участка, то белый дает ему на то карт-бланш... Кафр-верзила не колебался ни мгновения. Еще и сейчас, при одном только воспоминании о том, что произошло после этого, Лиль вздрогнул, как бы вновь ощутив жжение от «шпаги», по-скотски терзавшей его, как бы вновь услышав хохот веселившихся белых полисменов, с неизбывным удовольствием смотревших на эту сцену...
Лиль вынул из кармана нож и методично начал разрезать одежду на своей пленнице. На это ушло несколько минут, и вот перед глазами метиса предстало обнаженное женское тело. Даже в этих предрассветных сумерках было отчетливо видно, как оно бело. Лиль тщательно собрал последние лоскуты ткани, зацепившиеся вокруг живота, и одним движением сдернул лифчик, обнажив и груди Йоханны. Всякий раз, когда его пальцы прикасались к бархатистой, но твердой плоти, он дрожал. Никогда еще до сих пор у него и в мыслях не было коснуться белой женщины. С индианками — да, он не раз спал, но с чистокровными белыми женщинами — никогда.
Он перевернул Йоханну на спину и глянул ей в лицо. Оно было мертвенно-бледным. Ноздри у молодой женщины сжимались, в се глазах отражался воистину нечеловеческий ужас. Она вся как-то скрючилась и чем-то напоминала эмбрион в материнской утробе, словно пыталась найти иллюзорную защиту. Лиль смотрел на нее со смешанным чувством желания и вины. Медленно, шероховатыми ладонями, он начал мягко гладить ее во всех местах, в то же время принуждая Йоханну силой постепенно вытянуться во всю длину на травянистой земле. Она попыталась отодвинуться в сторону.
Лиль потянул ее назад — терпеливо, негрубо. Их тела соприкоснулись. И он снова стал дрожать — только теперь сильнее. Его штаны, казалось, вот-вот прорвутся напрягшейся плотью. Кровь стучала у него в висках. Будучи во власти неодолимого желания, он резким движением сорвал «скотч», закрывавший рот молодой женщины. Та встряхнула головой, щеки у нее от ужаса как-то ввалились, лицо стало буквально неузнаваемым, и она едва слышно прохрипела:
— Что вам нужно?
Лиль не ответил, весь находясь во власти сладостного предчувствия. Ничего такого он не думал, но подсознательно понимал, что молодая, красивая, чистокровная белая женщина сейчас целиком и полностью в его руках. Правда, он все же боялся развязать ее. Он избрал «золотую середину»: ножом разрезал веревки, связывающие Йоханне лодыжки. Она тотчас же стала извиваться, как угорь, пытаясь встать на ноги. Лиль не смог удержаться и лег на нее, придавливая к мягкой почве. От соприкосновения его живота с ее полными ляжками метис буквально обезумел. Воткнув нож в траву (так, чтоб она не могла до него дотянуться), он мгновенно сбросил с себя одежду. Едва ощутив теплоту прижатой к ее телу мужской плоти, его жертва моментально вся встрепенулась от отвращения. Ей удалось повернуть к нему свое лицо, и тогда, взглянув прямо в глаза насильнику, произнесла, на этот раз достаточно отчетливо, умоляющим и вместе с тем угрожающим голосом:
— Вам известно, кто я такая? Я состою в южноафриканской армии! Вам...
Ее незаконченная фраза перешла в душераздирающий вопль. В этот момент метис добился своего: войдя в нее всей своей плотью, он насильно и грубо овладел молодой женщиной, пленившей его очарованием своего обнаженного, как бы зовущего к себе тела. Потом он, естественно, остановился, но сердце у него стучало в бешеном ритме... Мелькнула и мысль: зря снял кляп с ее рта...
— Если ты будешь кричать, я тебя убью!
