отходит от типа, который, по мысли Кампера, служит верхом совершенства. Таким образом, самый маленький угол у птиц и у рыб. У млекопитающих различных видов он увеличивается. Некоторые виды обезьян достигают 45–50 градусов. За ними следует голова африканского негра, которая так же, как и голова калмыка, отличается углом в 70 градусов. У европейца этот угол доходит до 80 градусов. Теперь процитируем слова изобретателя данного метода, слова, столь лестные для нашего соплеменника: «Именно от этой разницы в 10 градусов зависит красота человека, которую можно назвать относительной. Что до абсолютной красоты, которая так поражает нас в античных статуях, например, в голове Аполлона и в Медузе Сосикла, она определяется еще большим углом, доходящим до 100 градусов».
Этот метод привлекает своей простотой. К сожалению, он противоречит фактам, что нередко случается с подобными системами. Другой исследователь, Оуэн, установил, что Кампер изучал строение костистой части головы обезьян только на молодых особях и что у взрослых рост зубов, расширение челюстей и развитие зигоматической дуги не сопровождается соответствующим увеличением объема мозга, поэтому к человеческой голове не применимы цифры, выведенные Кампером: дело в том, что фациальный угол у черного орангутана или шимпанзе не превышает 30–35 градусов. Эта цифра слишком далека от 70 градусов (у негра и калмыка), чтобы можно было согласиться с Кампером.
Френология часто обращалась к теории голландского ученого. Специалисты, строя восходящий ряд от животных к человеку, находили соответствующие различия и в инстинктах. Между тем факты опять опровергали такую точку зрения. В частности, выдвигалось следующее выражение: у слона, который намного умнее орангутанов, фациальный угол острее, чем у них, а среди самих обезьян, если следовать логике Кампера, самые сообразительные, самые податливые к элементарному воспитанию, должны принадлежать к самым крупным особям.
Помимо этих двух больших недостатков в методе Кампера есть еще один уязвимый момент. Он не применим ко всем разновидностям человеческой расы, т. к. оставляет за пределами его категорий племена с пирамидальной головой, тогда как это довольно существенный признак.
Блюменбах, выступив против своего предшественника, в свою очередь предложил систему, основанную на изучении человеческой головы сверху. Свое изобретение он назвал «norma verticalis», или «вертикальный метод». Автор уверял, что сравнение ширины верхней части головы позволяет выявить главные различия в общей конфигурации черепа. Согласно Блюменбаху, изучение этой части тела дает столько данных, особенно это касается моментов, определяющих национальный характер, что невозможно свести все разнообразие к линиям и углам и что для получения удовлетворительной классификации следует рассматривать головы в таком ракурсе, который сразу может охватить максимальное количество различий. Его мысль выражена следующим образом: «Надо поставить ряд сравниваемых черепов так, чтобы скуловые кости находились на одной горизонтальной линии, как это бывает, когда черепа покоятся на нижней челюсти; затем встать сзади и скользить взглядом по вертексу каждого из них: таким образом можно охватить разновидности в форме элементов, которые в наибольшей степени отвечают национальному характеру — будь то в направлении челюстных и скуловых костей, или исходя из ширины овального контура, образуемого вертексом, а также в зависимости от уплощенной или выпуклой конфигурации фронтальной кости».[13]
По мнению Блюменбаха, следствием этой системы является разделение человечества на пять больших групп или категорий, в свою очередь состоящих из определенного числа видов и типов.
Такая классификация тоже вызывает возражения. Ее, как и метод Кампера, можно упрекнуть в игнорировании некоторых важных признаков, причем частично это вызвано желанием учесть замечания Оуэна касательно изучения черепов не по верхней части, а по нижней. Один из главных результатов этой новой концепции заключался в окончательном проведении четкой демаркационной линии между человеком и орангутаном, после чего стало невозможно отыскать между ними какую-то связь, о которой говорил Кампер. В самом деле, одного взгляда, брошенного на два черепа — орангутана и человека, — если судить по их основанию, достаточно, чтобы увидеть кардинальные различия. У орангутана диаметр (передне- задний) более удлинен, чем у человека; зигоматическая дуга находится не в передней половине основания черепа, а составляет в средней его части одну треть общей длины диаметра; наконец, совершенно различно положение затылочного отверстия, чрезвычайно важное с точки зрения общего признака форм индивида и особенно влияния, которое оно оказывает на его привычки. У человека это отверстие располагается почти посередине основания черепа, а у орангутана отодвинуто в середину задней трети.
Разумеется, замечания Оуэна имеют ценность, но я бы предпочел самую последнюю из краниоскопических систем и, одновременно, самую удачную: речь идет о системе американского ученого Мортона, поддержанной Карусом. Ее суть состоит в следующем:
Для демонстрации различия между расами оба исследователя исходят из одной предпосылки: чем шире череп, тем выше стоит человек, которому принадлежит этот череп. Следовательно, вопрос ставится так: насколько развит череп у представителей разных рас?
Чтобы получить нужный ответ, Мортон взял определенное количество черепов, принадлежащих белым, монголам, неграм, краснокожим североамериканцам; затем он заткнул ватой все отверстия в черепах, кроме «foramen magnum», до самого верха насыпал внутрь хорошо высушенные зерна перца и сравнил полученное количество. В результате была получена следующая таблица:
Результаты, отмеченные в двух первых колонках, очень любопытны. Что же касается двух последних колонок, они не представляют для меня особого интереса, т. к. чтобы они как-то существенно дополнили вторую колонку, во-первых, Мортону следовало исследовать значительно больше черепов, и, во-вторых, он должен был указать социальный статус лиц, которым принадлежали эти черепа. Например, ему удалось раздобыть довольно представительные образцы: что касается белых и краснокожих, были использованы черепа, принадлежавшие людям далеко не низшего сословия, зато в отношении чернокожих и желтокожих, можно сказать, что он вряд ли мог располагать черепами вождей или мандаринов. Этот факт объясняет, каким образом американский абориген получил цифру 100, между тем как самый развитый монгол, обследованный Мортоном, заслужил лишь 93; то же самое относится к негру (94). Подобные результаты неточны, случайны и лишены научной ценности, а в таких вопросах необходимо учитывать индивидуальные характеристики. Поэтому я бы вообще вычеркнул вторую половину таблицы Мортона.
Я также склонен усомниться в одном пункте касательно первой половины таблицы. Так, во второй колонке между цифрами 87, указывающей на объем черепа белого, 83 (желтокожего) и 78 (чернокожего) существует четкая и очевидная градация. Но цифры 83, 81 и 82, соответствующие монголам, малайцам и краснокожим, являются усредненными и очевидно неточными, поэтому монголов и малайцев Карус включает в одну расу, т. е. он объединяет 83 и 81. Тогда зачем нужно брать цифру — 82 для характеристики отдельной расы и создавать таким образом четвертую большую подгруппу?
Впрочем, это несоответствие служит подпоркой для слабых моментов системы Каруса. Саксонский ученый считает, что точно так же, как наша планета проходит четыре времени суток — день, ночь, вечерние сумерки и раннее утро, — так и человеческий род делится на четыре соответствующие подгруппы. Причем он видит в этом некий символ, что всегда опасно для серьезного ученого. Но Карус не устоял перед соблазном. Белая раса относится к «дневным» народам, чернокожие — к «ночным», желтокожие — к «утренним» или к «восточным сумеркам», а краснокожие — к «вечерним» или «западным сумеркам». Искусственность этой системы видна невооруженным глазом. Например, европейские нации в силу расцвета их наук и оформленности их цивилизации сопоставляются со светом, между тем как черные народы пребывают в спячке в темноте невежества, китайцы живут в сумерках, которые и определяют их довольно устойчивое, но несовершенное социальное состояние. Что же до краснокожих, понемногу исчезающих с земли, нельзя подобрать более удачного образа, чем заходящее солнце! К сожалению, такое сравнение необоснованно, и Карус, обратившись к поэзии, несколько подпортил свою стройную теорию. Впрочем, следует признать то, что уже было отмечено в отношении остальных этнологических доктрин- Кампера, Блюменбаха, Оуэна: Карусу не удалось привести в систему всю совокупность физиологических различий, имеющих место в человеческих расах.[14]
Сторонники этнического единства не замедлили воспользоваться этим недостатком и объявили, что поскольку нет возможности использовать наблюдения, относящиеся к костистой части головы, для создания
