как опасение за свое будущее.
Соваж, Марши, Пьерро и я осматриваем Фридланд. Пьерро хорошо знает немецкий язык и служит нам переводчиком. Население напугано. Впервые мы видим немецких женщин и детей. Они смотрят на нас с ужасом. Трудно определить наши чувства к ним: здесь и жалость, и равнодушие. Чаще мы начинаем с равнодушия, которое переходит затем в жалость.
Около одного из домов Пьерро показывает на мемориальную доску. Он читает вслух:
Hier wohnte Napoleon I. 4 — 15 Juni 1807[25]
Здесь же во Фридланде мы узнаем от русских летчиков о возвращении в строй полковника Голубова. Они нам рассказывают также о героическом поступке двух своих товарищей из 139-го гвардейского полка.
Один из них вынужден был сесть на покрытый льдами Фриш-гаф. Немецкие солдаты бросились к самолету, чтобы захватить летчика в плен, но его товарищ, находившийся в воздухе, начал кружиться вокруг попавшего в беду самолета и поливать огнем тех, кто отважился выйти на лед. Одновременно по радио он попросил помощи. Его вскоре заметила четверка «яков». Прилетел По-2 и взял на борт летчика с подбитого самолета. Под охраной советских истребителей По-2 поднялся в воздух и благополучно возвратился на базу.
20 марта к нам приезжают генерал Пети, его дочь, генералы Захаров и Левандович. Они привозят нам ордена, приказы о присвоении новых званий и почту. К боевому знамени «Нормандии — Неман» прикалывают орден Боевого Красного Знамени. Зачитывают фамилии награжденных Верховным Советом СССР советскими орденами. Имена живых чередуются с именами погибших: Казанов, Ирибарн, Микель, Вердье, Керне, Гастон, Пенверн. Французский орден Военного креста вручается группе советских механиков и лейтенанту Якубову, бортстрелку, который в октябре прошлого года под Антонове спас Эмоне, подбитого, как и он, в воздушном бою.
За торжественной церемонией последовал банкет, организованный для нас БАО.
После банкета мы узнаем, что капитан Матрас выезжает в Тулу, где он примет командование новой истребительной группой из семнадцати летчиков, только что прибывших в Россию.
Погода начинает улучшаться. 26 марта вчетвером — Соваж, Сэн-Марсо, Шаррас и я — завязываем бой над Пиллау. Зенитная артиллерия немцев бьет безостановочно, ни мало не заботясь о том, что может подбить своих. Спустя 20 минут после начала схватки я в паре с Соважем одерживаю мою последнюю победу.
На нас устремились два «фокке-вульфа». Изо всех сил беру ручку на себя и даю полный газ. Понадобилось не более шести секунд, чтобы «як» сделал боевой разворот. Соваж и я теперь уже на хвосте у «фокке-вульфов». Наши пулеметы и пушки пробуравливают, кромсают на части оба самолета, которые падают в самом центре залива, вздымая столбы воды. «Замедленная бочка» над аэродромом… триумфальное возвращение… Поздравления… Двойная порция водки — все, казалось, шло хорошо. Ничто не говорило о том, что на следующий день, 27 марта, я перенесу самое тяжелое испытание в моей жизни.
В то утро мы все находимся около своих самолетов, в шлемофонах, в летных комбинезонах, с пристегнутыми парашютами, с сигаретой в зубах. С губ каждого готова сорваться шутка. Ждем ракету — сигнал для взлета. Тревожная, гнетущая тишина царит в воздухе. Сама природа словно чего-то ждет, застыв в напряжении. И только на востоке, в каких-то 40 километрах от нас, приглушенный, но все усиливающийся гул говорит о том, что битва за овладение кёнигсбергским мешком и Земландским полуостровом началась.
Решающий штурм начинается с ужасного грохота, который каждый раз застает нас врасплох. Все мы вновь переживаем начало величественной битвы, вновь видим эти чудовищные языки огня и стали, изрыгаемые к небу сплошным лесом орудий. Мы видим, как самолеты закрывают все небо. Мы видим перемалывающие все своими стальными гусеницами тяжелые русские танки, которые продвигаются вперед и уничтожают последние, чудом уцелевшие очаги сопротивления. И, наконец, мы видим пехоту, которая стремительно, с боевым кличем идет в атаку и в рукопашной схватке добивает тех, кого не успел уничтожить убийственный огонь снарядов и бомб.
Мы уже были очевидцами стольких сражений, что нет никакой необходимости напрягать воображение, для того чтобы представить ужасную картину боев, развернувшихся вокруг столицы Пруссии. Наступает час возмездия!
Резкий свист прорезает воздух. Зеленый искрящийся шар стремительно взлетает у командного пункта в слишком светлое небо и лениво опускается, как будто тревожась за отданный неумолимый приказ и словно желая, пока не поздно, предотвратить ужасную и роковую неизбежность.
Летчики спешат сесть в свои машины. Механики и оружейники бросаются запускать моторы. Тридцать два мотора почти одновременно ревут так, что кажется, вот-вот лопнут их стальные глотки. Крыло к крылу от земли отрываются первые звенья, подымая страшный вихрь пыли. В этом вихре почти не видны взлетевшие следом звенья. В воздухе самолеты пара за парой совершают небольшой разворот, позволяющий остальным присоединиться к ним и занять свое место в боевом порядке.
Курс — 275, высота — 3000, скорость — 480. Полк «Нормандия — Неман» во главе с Дельфино направляется на выполнение боевой задачи. Приказ — блокировать аэродром в Пиллау, последнее пристанище эскадрильи «Мельдерс», объединяющей цвет летчиков немецкой истребительной авиации. Пиллау — последний военный порт Восточной Пруссии, мрачный часовой, застывший на посту при входе в узкий пролив. Там нас поджидают опытные летчики на «фокке-вульфах» и «мессерах» самых новейших образцов. Закаленные пятью годами непрерывных воздушных боев, они готовы на все и предпочитают смерть поражению. Мы также полны решимости и также хотим победить или умереть.
Вместе с тремя летчиками моей эскадрильи я иду на правом фланге группы. Мы должны прикрывать основное ядро группы. В молочно-белом небе проплывают слоистые облака, редеющие по мере того, как мы приближаемся к морю. Уже 10 минут как мы в полете. Вдали виднеется залив Фриш-гаф, Пиллау и аэродром. «Мельдерсы» уже здесь, точно прибыли на свидание. Группами по два самолета они громоздятся друг над другом и заполняют небо на всех высотах — гибкая тактика, которая для них наиболее выгодна.
Я в паре с капитаном Шаррасом отделяюсь от отряда и устремляюсь вниз на Пиллау. Легкое покачивание крыльями самолета командира полка — сигнал к атаке. В эфире беспрерывно слышится:
«Achtung! Franzosen!»[26]
Почти в отвесном пике, чтобы достигнуть скорости 600 километров в час, мы устремляемся к земле, на пару «фокке-вульфов», летящих перпендикулярно линии нашего полета, но значительно ниже. Все внимание на прицел! Вперед! Немного удачи, точности, и мы причиним им большую неприятность.
Но «фокке-вульфы» поняли наш маневр. Они начинают разворот, переворачиваются на спину и стремительно пикируют к своему аэродрому, используя всю мощность моторов. Они хотят увлечь нас за собой, чтобы подставить под смертоносный огонь своей зенитной артиллерии. Мое положение не из лучших: в головокружительном пикировании я очутился ближе всех к земле. С рекордной быстротой я приближаюсь к одному из «фокке-вульфов», отчетливо различая черные кресты на крыльях. Ну, пора!.. Легкий нажим на педаль управления. Силуэт самолета растет, вырисовывается все четче в рамке прицела. И вот уже мои трассирующие пули настигают его, отдирая куски металла от корпуса. Сероватый дымок скользит вдоль фюзеляжа. Но истребитель продолжает пикировать. Вдруг я вижу, что оказался один в небе над аэродромом, всего в нескольким сотнях метрах от моря. Чувствую, как зенитная артиллерия концентрирует огонь на моем «яке». Огненные шары разнообразных оттенков и багровые полосы окружают меня. Немецкие трассирующие пули смешиваются с моими и выписывают в небе причудливые узоры. В наушниках слышится знакомое потрескивание.
— Внимание! Перестроение на высоте 3000. Направление — Хайлигенбайль, — сообщает «Финозеро» (позывной командира полка).
Наше звено рассыпалось, вернее испарилось, и я остался сейчас совсем один во враждебном мне небе, на высоте 500 метров от земли, окруженный черными облачками разрывов, похожих на барашков с вьющейся шерстью.
