Войска вскоре прониклись убеждением, что причинами отступления и неудач являются измена и саботаж. Если пятая колонна действует всюду, то почему ей не быть в армии? Несколько офицеров и солдат арестовали по подозрению в принадлежности к пятой колонне. Двух из них расстреляли на месте, возможно, что имелись и другие случаи подобного рода.
12 и 13 мая в западной части Голландии царила повышенная нервозность. У людей сложилось впечатление, что они не в силах оправиться с пятой колонной. Не успевали обуздать волнение в одном месте, как оно уже вспыхивало в десятках других. Снова распространялись слухи: мясные продукты и питьевая вода отравлены, по улицам разбрасывают отравленные сигареты и шоколад, целые города уже стерты с лица земли и т. п. Для тех, кто не верил подобным слухам, было ясно, что они распространяются вражескими агентами.
12 мая 1940 года в Амстердаме распространился слух, будто выведены из строя сирены для предупреждения населения о налетах авиации противника. Один из голландских беженцев писал после своего прибытия в Англию:
“Я как сейчас вижу перед собой человека, бегущего по улице и выкрикивающего эту тревожную весть. “Откуда вы об этом узнали?” - опросили его. “Это предупреждение полицейского управления! Сообщайте другим!” Распространение данного слуха является наглядным примером организованной работы пятой колонны. Слух был пущен почти одновременно в разных концах Амстердама и распространился со сверхъестественной быстротой. Конечно, он оказался совершенно необоснованным, но [142] успел разлагающе повлиять на моральный дух населения”{128}.
Люди утверждали, что некоторые немецкие парашютисты добрались до Амстердама, но, к счастью, были пойманы. Говорили, что в одном из помещений гостиницы “Hфtel de l'Europe” обнаружены “магниевые бомбы”, предназначенные для подачи световых сигналов немецким бомбардировщикам. Рассказывали, будто пятая колонна рисует на улицах и стенах домов особые линии, обеспечивающие противнику ориентировку; при этом добавляли, что во многих местах города подобные знаки пришлось срочно стирать.
В Гааге страх перед пятой колонной принимал еще более острые формы: все отдавали себе отчет в непосредственной близости противника. 11 мая на улицах шла такая стрельба, что в войсках царило убеждение, будто им приходится подавлять общее восстание голландских нацистов. “По подъездам и чердакам развернулась усиленная охота за членами NSB”{129}. Особенно оживленно шла перестрелка близ одного крупного жилого дома в центре города; предполагалось, что в этом даме засели члены пятой колонны. Однако и в ряде других мест можно было видеть “автомобили, из которых торчали карабины; вооруженные револьверами полицейские останавливали прохожих криком: “Руки вверх!”{}
Никто не знал точно, где находится враг, но присутствие его подозревалось повсюду.
12 мая положение в Гааге стало еще более запутанным. Начали подозревать даже полисменов. Молодежь из гражданской стражи пыталась их разоружать. В этот день высшие военные руководители пришли к заключению, что необходимо принять радикальные меры во избежание полного хаоса. Жителям города предложили держать закрытыми все двери и окна. Никому не разрешалось останавливаться на улицах. Были приняты решительные меры по укреплению дисциплины в войсках. [143] В результате проведенных мероприятий беспорядочная стрельба в городе почти прекратилась.
Вслед за обнаружением в немецком самолете документов 10 мая военные власти получили в свое распоряжение новую, еще более объемистую пачку документов, найденных 12 мая у убитого немца, близ одного из аэродромов в окрестностях Гааги. Документы принадлежали офицеру разведки 22-й немецкой воздушнодесантной дивизии; среди них имелась целая серия немецких разведывательных донесений, в том числе ряд донесений немецкого военного атташе в Гааге. Тут же находился список людей, очевидно намеченных к аресту после занятия города, длинные перечни гаагских гаражей, а также ряд карт. На последних стрелками были помечены не только все важнейшие коммунальные сооружения, но и местопребывание королевской семьи, квартиры премьер-министра и министра обороны. Среди документов обнаружили приказ, касающийся “гражданских лиц”, на которых в ходе борьбы возлагалось выполнение “специальных задач”. К приказу прилагался образец пропуска следующего содержания:
“Господин… (место для фамилии) имеет право перехода через немецкие линии для выполнения специальных заданий. Всем войсковым частям предписывается оказывать ему всяческое содействие. Пропуск действителен только при предъявлении удостоверения личности с фотографической карточкой”.
Найденный экземпляр пропуска имел довольно высокий номер (N 206). Он был подписан генералом Шпонеком.
“Вот еще одно свидетельство широкого размаха деятельности пятой колонны, - думали люди, - вряд ли военные силы, имеющиеся в Гааге, сумеют с ней справиться!”
В ходе немецкого вторжения термин “пятая колонна” получил широкое распространение. Испанское происхождение этого понятия было забыто; его внутреннее содержание продолжало оставаться расплывчатым. Под ним подразумевалось все то, что противоречило “нормальному”, “достойному уважения” способу ведения войны. Так, например, сюда причислялось использование шпионажа [144] в массовом масштабе, вербовка пособников на территории завоевываемой страны, заблаговременное накопление там запасов военного имущества. Сюда относились и такие приемы, применяемые непосредственно в ходе агрессии, как использование чужой военной формы и штатского платья или же удары не только с фронта, но и с тыла при помощи сбрасывания тысяч парашютистов с самолетов. Сюда же относились и такие действия, как распространение паники путем отравления, продуктов питания, а также создание путаницы и замешательства посредством ложных приказов, сообщений и слухов.
Все подобные действия пятой колонны рассматривались не в качестве каких-то случайных нарушений и отклонений, совершенных противником, который во всех других случаях придерживался честных правил ведения войны. Речь шла при этом о таком враге, который вообще не придерживался каких бы то ни было рамок законности. Он мог погнать перед собой беззащитных женщин и детей или же безоружных военнопленных, если подобный прием способствовал выполнению его злобных замыслов. Пятая колонна являлась его излюбленным орудием нападения, подлинно национал-социалистской формой военной агрессии.
В Голландии это стало еще более очевидным, чем в Норвегии. В Норвегии имелись Квислинг и Сундло, имелось несколько высокопоставленных гражданских и военных сановников, продавших свою страну Гитлеру. Там произошел своего рода переворот, удавшийся, как можно было прочесть в газетах, благодаря “тому, что некоторые личности, занимавшие ключевые посты в. правительственном аппарате и военно- морском флоте, оказались сообщниками нацистов”. Что касается Голландии, то здесь пятая колонна использовалась Гитлером в гигантском масштабе с привлечением тысяч людей. Немецкие подданные, как и голландские нацисты, стреляли по войскам из бесчисленных засад; они работали в тесном взаимодействии с парашютистами, которые увеличивали общую сумятицу, выдавая себя за местных жителей, переодеваясь в одежду булочников, священников, фермеров, водителей трамвая, почтальонов. В сущности, не оставалось ни одного вида одежды, которая не была бы использована [145] пятой колонной в своих подлых целях. Любой человек мог оказаться врагом.
