Когда парижане 12 мая читали эти строки, битва уже оказалась проигранной.
От морского побережья, в глубь территории Бельгии 10 мая двинулись 1-я, 7-я, 9-я французские армии и английская экспедиционная армия. 2-я французская армия играла роль соединительного звена между англо-французскими войсками, вступившими в Бельгию, и французскими войсками, занимавшими линию Мажино, кончавшуюся в районе Седана. Перед 2-й и 9-й армиями стояла задача занять позиционную оборону по реке Маас, до самого Намюра. Штабы рассчитывали, что немцы могут появиться на реке Маас не раньше, чем на пятый день наступления. Тем временем артиллерия французов и англичан сумеет занять огневые позиции, а солдаты успеют отдохнуть после утомительного марша.
Однако уже 10 и 11 мая французские разведывательные подразделения, продвигаясь перед своими войсками в Арденнах, натолкнулись на беспорядочные потоки беженцев и поспешно отступающих бельгийских солдат; те сообщили, что приближаются бесчисленные колонны немецких танков. Часть беженцев была родом из Люксембурга; они рассказали, что там немецкая пятая колонна развернула свою деятельность в невиданном масштабе. Страну наводнили немецкие “туристы”; их оказалось свыше двух тысяч, причем некоторые из них прибыли с так называемой цирковой труппой, составленной целиком из военных. В ночь с 9 на 10 мая все эти люди вместе с проживавшими в Люксембурге немецкими подданными были подняты на ноги и получили боевые приказы. Они неожиданно захватили пограничные станции и полицейские участки, а также обрезали телефонные провода. По стране носились, таинственные автомобили, из которых раздавались выстрелы. Люди видели, что среди стрелявших [158] была одна женщина; даже дети подавали сигналы через окна немецким солдатам.
Узнав о надвигавшейся лавине немецких танков, французские разведывательные подразделения поспешно отошли к реке Маас. 12 мая они переправились обратно на левый берег и присоединились там к передовым частям 9-й армии; те после форсированного марша от французской границы приступили к рытью окопов, закрепляясь на рубеже вдоль реки. Однако в тот же день, за трое суток до предполагавшегося срока, немецкие войска перешли в наступление на всем участке от Седана до Намюра. Пикирующие бомбардировщики включали специальные сирены и обрушивались на войска с ужасающим воем, от которого леденела кровь в жилах. Одновременно гремела адская артиллерийская канонада. Немецкая пехота приступила к форсированию реки, и еще до наступления ночи немецкие танки начали продвигаться по западным склонам долины Мааса. Некоторые французские войсковые подразделения мужественно оборонялись, ведя огонь из пулеметов и даже револьверов по надвигающимся на них чудовищам. Боевой дух ряда других подразделений немцам удалюсь сломить довольно быстро.
Над районом боев не появлялось ни одного самолета французской авиации.
Распространились слухи, что немцы уже переправились через реку Маас близ Седана. Говорили, что пятая колонна развернула свою подрывную работу далеко за линией фронта, что парашютисты повсюду высаживаются в тылу, что распространяются лажные приказы, что офицеров, которым было приказано обеспечить своевременный взрыв мостов через Маас, перестреляли из автоматов немцы, переодетые в штатское платье, и что члены пятой колонны обстреливают солдат из домов. Ночью “можно было заметить множество таинственных огней, которые появлялись то в долине, то в лесу”{154}. Рассказывали, что во время атак немцы гонят перед собой мирных жителей и военнопленных. Материальное превосходство немцев было подавляющим. [159]
Линия фронта заколебалась. Главные силы армии стали откатываться назад: разве мог кто-нибудь справиться с подобным противником! Офицеры пытались удержать беглецов и восстановить порядок. Иногда это удавалось, чаще нет. Сначала тысячи, а затем десятки тысяч солдат из состава дивизий, расположенных на реке Маас, устремились в тыл. Опережая поток отступающих, неслись панические слухи, вызывая тревогу в штабах и войсковых соединениях, находившихся в резерве. Здесь начался тот же самый процесс быстрой деморализации; этому способствовали как терзавшие нервы налеты немецких пикирующих бомбардировщиков, так и взволнованные рассказы беженцев, бесконечными потоками двигавшихся по дорогам, крытым грубым булыжником. Бледные от испуга, взбудораженные и потрясенные, они твердили лишь одно: “Немцы приближаются!”
“Назад, к французской границе!” - таков был новый лозунг.
Еще до того момента, как деморализованные отступающие войска дошли до пограничных укреплений, большинство войсковых частей, находившихся в районе этих укреплений, оказалось зараженным общей паникой. В полосах действия 2-й и 9-й французских армий все находившиеся на границе оборонительные позиции были брошены войсками 17 мая. Немецкие танковые дивизии беспрепятственно понеслись на запад по холмистым дорогам сельскохозяйственных районов Северной Франции, направляясь к Ла-Маншу и отрезая тем самым пути снабжения французских и английских армий, вошедших в Бельгию. На территории, которая оказалась между Парижем и направлением удара немецких танковых соединений, продвигающихся на запад, создалось почти хаотическое положение. Здесь скопились сотни тысяч французских граждан, пытавшихся спастись бегством; тут же находились войска, срочно отозванные с линии Мажино, - из них пытались сформировать новую армию; наконец, в этот район стекались офицеры и солдаты тех соединений, которые 12 мая и в последующие дни подверглись сокрушительному удару немецких войск, наступавших через реку Маас. [160]
9-я армия и значительная часть 2-й армии перестали существовать.
В течение нескольких дней Париж оставался в неведении относительно масштабов разразившейся катастрофы.
Частично это объяснялось плохой связью между отдельными частями и командованием в целом, а также плохо осуществляемым взаимодействием. Главнокомандующий Гамелен, первый советник правительства по военным вопросам, был не в состоянии при создавшейся обстановке отдать какое-либо прямое приказание, так же как и получить донесение о происходящих событиях непосредственно от низовых инстанций. Военное министерство пыталось составить себе примерное представление о ходе продвижения немецких войск, запрашивая по телефону почтово-телеграфные отделения тех населенных пунктов, к которым, как можно было предполагать, приближались немцы. Нет точных сведений о том, доводилась ли эта грубая информация до штаба генерала Гамелена. Во всяком случае, собственными средствами связи он не располагал. В его распоряжении не имелось ни одного радиопередатчика.
Сведения и донесения о боевых действиях доходили до главнокомандующего с двухдневным запозданием. Таким образом, правительство и высокопоставленные чиновники не могли рассчитывать на получение своевременной оценки общей обстановки из его ставки. После 10 мая все как бы блуждали в потемках.
Люди находились в состоянии нервозности и неопределенности; сообщения о деятельности пятой колонны в Бельгии и Голландии, доходившие через газетные агентства и прочие каналы, еще более увеличивали общее смятение. 11 мая парижская пресса сообщила, что близ Гааги высадилось 200 немецких парашютистов в английской форме. 13 мая французское правительство объявило, что всякий захваченный в плен переодетый немецкий военнослужащий “будет расстреливаться без суда и следствия”. 14 мая бельгийский премьер-министр Пьерло заявил, что воздушнодесантные войска являются важнейшим орудием в руках немцев. В тот же вечер французский министр информации, выступая перед микрофоном, [161] сказал: “Десятки тысяч немцев, пользовавшихся благородным гостеприимством голландского народа,
