о Роллин, что древнее заклятие наложено на Королей Логайи... Прислушайся!
Гомон замолчал, и Хобарт не стал продолжать спор. Темноту разорвал пронзительный плач истязаемой скрипки, от которого по спине сразу забегали мурашки.
— Пещерники! — прошептал старик. — Нам надо торопиться. Если я позволю тебе передвигаться обычным способом, ты пойдешь со мной? Учти, что самостоятельно ты не сможешь вернуться в свой мир.
— Я останусь с тобой, — пробормотал Хобарт. А что еще ему оставалось делать? — Как ты переместил нас? Создал новую реальность?
— Поскольку я не ученый, то не могу вникнуть в суть твоего вопроса. Знаю только, что праведными мыслями и поступками я приобрел доступ к силе. Говорят, только древнейшие мудрецы обладали ею. Она позволяет посещать странные миры, похожие на твой, где ничто не является на самом деле тем, чем выглядит.
— Что ты имеешь в виду?
— Разве тебе не кажется, будто Земля неподвижна, а Солнце вращается вокруг нее? Однако знающие люди уверили меня в том, что все наоборот. В Логайе, если тебе мнится, что светило вращается вокруг планеты, значит, так оно и есть. Не можем ли мы меньше говорить и быстрее двигаться?
Жуткий звук раздался снова, подстегнув Хобарта сильнее любых увещеваний. Впереди появилось пятно света, вскоре они достигли выхода и взобрались на обломок скалы, прикрывающий туннель снаружи. От яркого света у Хобарта в первый момент заболели глаза, и он долго моргал, привыкая. Высоко, в необыкновенно чистом голубом небе, сияло солнце. Вокруг возвышались остроконечные, какие-то непривычные, горы. Через несколько секунд Хобарт догадался, в чем дело: слишком уж ровно они стояли, походя друг на друга, как капли воды. Как будто множество перевернутых вверх ногами вафельных трубочек (без шляпки из мороженого) расставлено стройными рядами на абсолютно плоском столе.
— Пойдем, — начав спускаться по узкой и крутой горной тропе и поддерживая равновесие с помощью складной кровати, сказал Гомон. Длинные седые волосы развевались позади него, как фата невесты.
Хобарт последовал за ним, попутно изучая похитителя, так сказать, при свете дня. Ни на святошу, ни на жестокого налетчика старик не походил, однако для мужчины его возраста двигался он необыкновенно легко. Возможно, думал Хобарт, благодаря незамысловатой диете, например, из орехов и листьев салата. Больше всего инженера удивило, что полотенце на бедрах Гомона держится только за счет ненадежной, по его мнению (и опыту!), силы трения.
Они быстро добрались до подножия горы. Лучи солнца окрашивали камни и скудную траву в золотисто-желтый цвет. Неизвестный кустарник шелестел ярко-голубыми листьями. Стоп, голубыми! Но, поравнявшись с ним, Хобарт понял, что не ошибся. Ну и ладно. Он презрительно отверг коварную мыслишку о галлюцинациях — применительно к себе помешательство никогда не казалось ему возможным. Если собственные глаза Хобарта видят голубую листву, значит, она и есть голубая, такое время года.
Между основаниями конусообразных гор оставались небольшие ровные участки, по которым Гомон двигался вперед, ловко огибая один склон за другим. Хобарт, наконец, восстановил дыхание после стремительного спуска и несколько раздраженным тоном потребовал продолжения разговора об андросфинксах, жертвоприношении и прочей чепухе. Аскет остановился и положил любимую кровать рядом с небольшим деревцем странной геометрической формы, будто кто-то пытался сымитировать живое существо конструкцией из труб. Его можно назвать сюрреалистическим деревом или исполняющим обязанности дерева, подумал Хобарт, хотя никому никогда не удалось бы убедить его в том, что если предмет выглядит и ведет себя не как дерево, то его можно превратить в дерево одним только названием. Гомон обхватил ствол псевдодерева обеими руками и сломал его почти у самой поверхности земли. Потом, прижав его коленом, он отломил кусок, из которого получился массивный посох четырех футов длиной.
— Нам надо спешить, о Роллин, отложим подробности на более подходящее время, — сказал он. — Вкратце, история такова: древнее проклятье вынуждает Короля Логайи Гордиуса отдать Андросфинксу старшую дочь, когда она достигнет совершеннолетия. Поскольку Его Величество всегда был добр к нам, аскетам, я принял решение найти героя, который спасет девушку. Мой выбор пал на тебя, о Роллин. — И он снова сорвался с места, помогая себе посохом.
— По правде говоря, это все очень интересно, — начал Хобарт. — Но послушайте, мистер, у меня нет опыта спасения девушек от чего бы то ни было, не считая случая, когда моя секретарша уронила заколку в мусорное ведро.
— Так ты хочешь сказать, — отозвался Гомон безмятежным тоном, — что я обыскал несколько миров, и все...
Его голос внезапно оборвался, и инженер обнаружил, что уперся в склон одной из гор, а Гомон совершенно исчез из виду. Хобарт прислушался, затем стал потихоньку отступать.
— Эгей! — сильный голос аскета донесся откуда-то с противоположной стороны горы, и Хобарт побежал в том направлении. Вдруг из ниоткуда протянулась мускулистая рука, с силой опустилась на его спину, захватила одежду вместе с кожей и взвилась в воздух. Рука, сокращаясь, стремительно тащила Хобарта к своему обладателю, и вот он уже снова смотрит в грустные глаза аскета.
— Ты слишком мало знаешь о Логайе, о Роллин, иначе не старался бы сбежать. Имей в виду, что в горах после захода солнца пещерники выходят на поверхность. Во избежание подобных глупостей с твоей стороны пойдешь теперь первым. Марш!
Хобарт, нахмурившись, медленно пошел вперед.
— Может, тебе все это доставляет удовольствие, но лично мне надо вернуться к работе! — снова заныл он. Вместо ответа Гомон подтолкнул его в спину так, что Хобарт еле удержался на ногах.
— Да двигайся же быстрее! — разъярился старец. — С такими, как ты, только и можно действовать силой.
— Ты препятствуешь оборонной программе Соединенных Штатов, — не унимался инженер. — Моя фирма заключила крупные контракты... — Снова толчок. — Урон, нанесенный государству, позволит нашим врагам... Ой! — Горы внезапно закончились — раз и все! Никаких предгорий не существовало и в помине — мужчины обогнули последние несколько пиков и увидели местность, ровную, как футбольное поле, за исключением группы полусферических черных холмов, видневшихся чуть левее.
Холмы нарушали однообразие огромного каменистого пространства, похожего на бесконечный галечный пляж необычного красного цвета. Отсутствие растительности, решил Хобарт, позволяет назвать это место пустыней, хотя бы и не похожей ни на одну из известных мне. Она простиралась, насколько хватало глаз, прямо до четкого, абсолютно ровного горизонта.
Фантастическое зрелище ожидало неподготовленного путника и при взгляде направо — примерно на расстоянии тридцати футов начинались... джунгли! Без какого-либо перехода, вдоль некой демаркационной линии красные камни уступали место голубому мху, из которого росли высокие, симметрично посаженные деревья с неправдоподобно ровными, заостренными, цилиндрическими стволами, явно покрытыми темной кожей вместо коры. Листья были окрашены все в тот же яркий голубой цвет, но различались по форме: круглые, овальные и другие неизменно правильные геометрические фигуры, как будто вырезанные из картона для украшения витрины магазина канцелярских товаров. Весь этот кричащий пейзаж походил на рисунок одаренного ребенка или дизайнера, помешанного на функциональном расположении предметов.
Едва Хобарт снова приобрел способность что-либо анализировать, как его внимание привлекло нечто, совершенно не голубого цвета. Это нечто оказалось девушкой, привязанной к обломку дерева, закрепленного между камнями в нескольких шагах от леса. Когда Хобарт приблизился к девушке по шуршащей гальке, он внезапно осознал, что никогда не видел существа прекраснее.
— Это и есть принцесса Аргуменда, — произнес голос позади него.
2
Сначала Роллин Хобарт не видел ничего, кроме волос принцессы Аргуменды — длинных кудрей алого цвета. И уж поверьте мне, ни один человек родом с планеты Земля Солнечной системы, живущей по рациональным законам Ньютона-Эйнштейна, не смог бы пройти мимо подобного чуда, поскольку были они не медно-рыжими или красновато-коричневыми, а божественно красными, как сигнал светофора или почтовая марка стоимостью два цента. Еле оторвав взгляд от волос, он обратил внимание на необыкновенную бледность ее кожи и полыхающие ярким пламенем щеки. Контраст между красным и белым поначалу
