Хочешь взглянуть, как она работает?
— Обязательно!
Архит сделал знак слугам, и они на выложенный мозаикой пол положили перед Зопирионом странный сверток. Зопирион помог им развернуть его. Там оказалась катапульта длиной около шести футов. Ее конструкция позволяла сделать выстрел, держа ее в руках. В свертке лежали и несколько железных дротиков длиной в фут для маленькой катапульты и один шестифутовый деревянный дротик для стандартной катапульты.
— Вы видите перед собой стрелу Геракла! Я пытался продать несколько катапульт спартанцам, но царь Архидам только разок взглянул и в ужасе отпрянул. «О, Геракл! Такое оружие способно лишить мужества кого угодно!» — закричал он.
— Возможно, так оно и есть, — заключил Платон. — На корабле ты рассказывал мне о пророчестве Сивиллы из Кум, которое было сделано много лет назад. Она видела, как ты стреляешь из лука Геракла, и рушится мир. Старик Дионисий замышлял нечто подобное, когда нанимал людей для целенаправленного изобретения оружия. Одни боги знают, когда все это кончится. Когда-нибудь один из ваших коллег- строителей изобретет машину, которая на самом деле разрушит мир.
— К счастью, мир слишком велик для простых смертных, — заметил Зопирион. — Однако стоит призадуматься. Что касается моей работы, ее вряд ли бы одобрил богоподобный Пифагор. Проблема в следующем: у меня сложилась устойчивая репутация ведущего военного строителя во всем Внутреннем Море. Поэтому мне приходится заключать большей частью военные контракты: катапульты, тараны, оборонительные сооружения и так далее. Я должен что-то кушать. Помните, об этом Протагор как-то раз напомнил своему хозяину Сократу, когда тот решил расплатиться с ним не деньгами, а лекциями.
— Расскажи ему о нашей вертушке, — предложил Архит.
— Да, Архит и я придумали одно изящное изобретение. Мы назвали его вертушкой. Вырезаешь винтообразный желобок в круглой палочке. Его можно использовать где угодно, к тому же в мирных целях. Однако никого не удается заинтересовать им.
— Покажи мне, как работает твоя катапульта, — попросил Архит.
— Мне не хочется портить твою штукатурку.
— Не волнуйся. Стреляй в африканский щит из шкуры слона.
Зопирион встал и направил на щит желоб катапульты на висящий на стене щит. Закругленный конец желоба он приставил к груди и слегка наклонился вперед. Салазки поехали назад, выдвигаясь в желоб и одновременно натягивая лук. Защелкали собачки на внутренней части желоба. Когда Зопирион выпрямился, машина была заряжена. Он положил в желоб железный дротик длиной один фут.
— А вот так стреляет, — сказал он.
Держа левой рукой катапульту и приложив к груди закругленный конец желоба, он дернул за рычажок на салазках. Зазвенела тетива, а стрела вонзилась в щит.
Архит присвистнул. Платон заглянул за щит.
— По крайней мере, — сказал Платон, — не стоит беспокоиться о щите: он уже не свалится на пол. Крепко же его пригвоздили!
— Я придумал эту штуку для демонстраций, — продолжал Зопирион. — Однако в этот раз я ездил в Македонию. Македоняне смотрели на меня тупо, как стадо быков. Все, за исключением царевича Филлипа. Он еще совсем мальчик, однако, проявил огромный интерес к моим устройствам. Он поклялся, что однажды вооружит моими портативными катапультами целую армию, и назвал их назвал арбалетами. А ты над чем работаешь, Архит?
— Большей частью занимаюсь математикой. Однако придумал один приборчик. — Архит показал на вертикальную трубочку, закрепленную на основании. В нижней части трубочка при помощи дыхательного горла журавля соединялась с кузнечными мехами, а в верхней — с горизонтальной трубкой длиной около двух футов. На ее конце сидела деревянная птичка.
Архит наклонился, взялся за рукояти мехов, раздвинул их, а потом резким движением качнул. С шипением пошел воздух. Птичка пошевелилась. Трубка вместе с птичкой и начала крутиться, как спица колеса, а у птички затрепетали крылышки. Когда воздух перестал поступать, птичка начала останавливаться и, наконец, замерла.
— Зевс Олимпийский! Как умно, Архит! — вскричал Зопирион. — Ну-ка, посмотрим, воздух идет по горлышку, потом по трубке, а потом выходит через дырочки в птичке… Нужно найти этому практическое применение. Интересно, а что если на галеру вместо гребцов поставить такие устройства, в снизу качать воздух…
— О боги, что это? — испуганно воскликнул Платон. Из угла каюты, где стояло странное нагромождение кувшинов и трубок, раздался заунывный вой.
— Значит, наступило время обеда, — сказал Архит и объяснил действие автоматического сигнала, придуманного для Дионисия-старшего.
— Подобное устройство могло бы подавать сигнал о начале занятий, — сказал Платон. — Вы должны снабдить меня чертежом и описанием, и я смогу поторапливать медлительных учеников.
За обедом Платон продолжил разговор.
— Если разговор зашел о студентах, было бы здорово, если бы сейчас с нами оказался паренек из Стагейры — Аристотель. У него страстная тяга к познанию. Он все классифицирует, даже машины.
— Ты говоришь о тощем всезнайке? Такой шепелявый? — переспросил Зопирион.
— Именно о нем. Я позволил ему брать уроки у некоторых моих коллег. Он поклялся, что однажды станет философом, однако я сомневаюсь в наличии у него внутреннего озарения, — Платон поудобнее улегся на ложе и поставил локоть на подушку. Слуги забегали с подносами.
— Ох, вижу, у тебя по прежнему все прекрасно, Архит! — сказал Платон.
— У человека должен быть, по крайней мере, один порок, а чревоугодие — самый безобидный.
Платон не отрывался от еды, поставленной на отдельный столик специально для него.
— Можно тебя спросить, Архит, — немного утолив голод, спросил он. — По дороге сюда Зопирион рассказывал мне о приключениях своей юности, когда вы работали на Дионисия-старшего. Можно попросить его продолжить? Зопирион, ты остановился на случае, когда финикийский капитан освободил тебя из рабства.
Зопирион вздохнул.
— После того, как я покинул гостеприимный дом Асто, три года искал Коринну, останавливая поиск лишь для того, чтобы подзаработать денег строительным делом. Однако мне не удалось ее найти. По моей просьбе Инв тоже искал ее и так же безуспешно. Кстати, Архит, ты виделся с ним с тех пор?
— Да, несколько дней назад он приехал в Тарент.
— И как он?
— Как обычно. Брюзжит, что это его последнее путешествие. Но даже не представляет, чем будет заниматься, если оставит свой бизнес. К примеру, мы с тобой, о Платон, можем заняться написанием философских трактатов об улучшении нашего жестокого и безнравственного мира. Однако Инв реализует это на практике.
— Мне бы хотелось дослушать рассказ Зопириона, если ты позволишь, — попросил Платон.
— Итак, с мальчиком — моим пасынком — все в порядке.
— А где он? — спросил Платон.
— В Карфагене, в доме отца. После падения Мессаны его продали в рабство, и работорговец спросил мальчугана, кто он и откуда. Ребенок — а он был очень сообразительным — сказал, что он — сын Илазара, строительного подрядчика из Карфагена. Работорговец, предвкушая выгодную сделку, связался с Илазаром и получил за него выкуп.
— А что было дальше?
— Парнишка вырос, женился, служил в армии Карфагена, а после смерти Илазара унаследовал его дело. Если бы он остался в Элладе, то стал бы известным атлетом: у него отличное тело. Однако в Финикии гимнастику и гимнастические состязания считают ребячеством.
— Варвары, — пробурчал Платон.
— Однако они со своей стороны, могут сказать про нас то же самое. Как бы то ни было, бывая в
