молодой побег и выстругать палочку в два-три фута длиной. На одной из этих палочек он через каждые сто шагов делал зарубку. Остальные палочки он втыкал в землю через каждые пятьдесят-сто шагов и таким образом постоянно проверяя себя, держался выбранного направления. Каждые тысячу шагов он сверялся по солнцу.
На пятидесятой зарубке Джориан остановился. Он находился в лощине, образованной склонами лесистых холмов. Вдалеке виднелись дома, но сейчас Джориан был рад, что его путь лежит в стороне от жилья.
Для пущей уверенности он пересчитал зарубки, снял с пояса веревку и обмотал ею ствол дерева. Затем произнес мальванское заклинание, которому выучился у Карадура:
Ноги вдруг куда-то провалились, словно угодили в зыбучий песок, земля подалась, и Джориан полетел вниз. Затем раздался рывок, падение прекратилось, и он повис меж землей — своей собственной землей — и безоблачными голубыми небесами.
Два веревочных конца, чуть расходясь, тянулись вверх и в ярде над головой пропадали. Внизу, к изумлению Джориана, плескались мертвые черные воды Морусской Трясины. Карадур упоминал болото, но Джориан не ожидал, что окажется прямо над ним. К северу тянулись поля и лесные угодья Ксилара. На юге вздымался огромный хребет Козьей Кручи, над которым, сверкая снежными шапками, высилась горная гряда, отделяющая города-государства Новарии от жаркой империи Мальвана.
Джориан решил было подняться обратно и поискать другое дерево, но передумал. Кто знает, как долго останется проницаемым «мягкое пятно» между двумя реальностями, которое он создал своим заклинанием? Что если земля затвердеет, когда он будет находиться в ее толще? К тому же Джориан отлично плавал, и водившиеся в Морусской Трясине небольшие крокодильчики в три фута длиной его ничуть не путали.
Джориан спустился до места, где веревка кончалась. Завяжи он обычную петлю, длины веревки как раз хватило бы до земли, но тогда, спустившись, он не смог бы сдернуть драгоценную веревку вниз. Поэтому Джориан просто перекинул ее через ствол дерева, так что теперь в небе болтались два конца одинаковой длины.
Под ногами, футах в двадцати, стояла темная затхлая вода. Колдуна нигде не было видно. Поехали, подумал Джориан и выпустил из рук веревочный конец.
Взметнув огромный фонтан брызг, он плюхнулся в воду. Следом, взбаламутив болото, упала веревка. Джориан ухватил зубами веревочный конец и поплыл к ближайшему берегу.
Оказалось, что это куча плавучего тростника. Джориан вылез на островок, бурая вода ручьями текла по плечам. Стоило ему подняться на ноги, вязкая поверхность заходила ходуном, подалась и угрожающе прогнулась. Здесь только на карачках и доберешься, решил Джориан. Волоча за собой веревку, он пополз к высокому берегу, густо заросшему ивами и темно-зелеными кипарисами. Ноги наконец нащупали твердую почву, и Джориан выпрямился. На зубце короны повисла водоросль.
— Карадур! — крикнул он, отдирая водоросль и стряхивая с тела болотную воду.
Колдун не отзывался, но Джориана это не смутило. Путешествие длиной в одну лигу может оказаться старику не по силам, так что он вряд ли доберется засветло. Чтобы попусту не тратить время, Джориан отыскал заросшую папоротником прогалину, снял корону, растянулся на земле и тут же заснул.
День клонился к вечеру, но до захода солнца было еще далеко. Вдруг кто-то окликнул Джориана по имени. Он подскочил и нос к носу столкнулся с Карадуром. Карадур уже обрел прежний облик и стоял, навалившись на посох и тяжело дыша.
— Привет! — сказал Джориан. — Старина, как ты меня отыскал?
— Ты... ох... храпел, о Король... я хотел сказать, мастер Джориан.
— За нами погоня?
— Да нет, по гаданию выходит, что она давно кончилась. Охо-хо, как я намучился! Дай передохнуть, — колдун со стоном повалился в папоротник. — В жизни так не уставал. Два заклинания в один день чуть меня не убили, а блуждание по лесу и вовсе доконало.
Он уронил голову на руки.
— Где ты спрятал припасы?
— Погоди, я так измучился, даже думать не могу. Как тебе понравился загробный мир?
— Ой! Ужас, хоть я мало что видел, — сказал Джориан и стал описывать дорогу из цемента и с ревом несущиеся по ней страшные повозки. — Клянусь рогами Тио, жить там куда опаснее, чем у нас со всеми нашими войнами, чумой, разбойниками и диким зверьем! Нет уж, я лучше попаду в какую-нибудь мальванскую преисподнюю, где человеку грозит всего лишь встреча с парочкой-другой чудненьких кровожадных демонов.
— Ты видел... встречал тамошних жителей?
— Ага, один малый, кажется, плотник, остановил экипаж и поболтал со мной, хотя ни он меня, ни я его тарабарщины не понял. Он так на меня уставился, будто он ксиларец, а я обезьянец из Комилакха, которого он вдруг встретил на родной улице, — и Джориан описал человека в длинных панталонах.
Карадур вяло хихикнул.
— Это не плотник, а страж порядка. Он умеет владеть оружием, но применяет его не против иноземцев, а против преступников своей страны. Думаю, и в некоторых городах-государствах твоей Новарии есть отряды таких крепких парней. Эта реальность славится сказочным богатством и диковинными аппаратами, но не хотел бы я когда-нибудь там воплотиться.
— Почему?
— Потому что в этом измерении правит низменный материализм, а волшебство совсем захирело, и им никто не пользуется. Что там делать образцовому чудотворцу вроде меня? Насколько я знаю, те, кто слывет в этой реальности волшебниками, зачастую просто мошенники. Да что там: в этом мире даже боги превратились в бледные призраки. Они способны принести лишь мелкие радости и огорчения тем, кого любят и ненавидят. Да и то не всегда.
— Тамошние жители что, совсем неверующие?
— Может, совсем, а может, притворяются. Еще они привечают всяких магов — астрологов, некромантов. Конечно, боги и колдуны этой реальности не могут навлечь на его жителей серьезные беды или принести большую удачу, но, воплощаясь там, люди несут в себе память о предыдущей жизни в нашем мире, когда колдовство действительно обладало могучей и ужасной силой.
Джориан прихлопнул комара.
— Значит, я, имея мозгов не больше, чем кочан капусты, мог бы неплохо там устроиться.
— Не совсем так, скорее наоборот.
— Почему это?
— Твои главные достоинства в нашем мире — сила и ловкость — там ничего не значат, потому что все делают бездушные машины. К чему выносливость, если ты, сев утром на лошадь, одолеешь к вечеру сорок лиг, а любая механическая повозка, которые ты там видел, проедет за то же время втрое больше? Твоя мощь никому не нужна, так же, как моя нравственная чистота и знание оккультных сил.
— Я же не полный дурак, хоть мускулы у меня действительно помощнее, чем у прочих, — сказал Джориан. — Но может, ты и прав. Ладно, старина, день не вечно будет длиться. Так что, ежели ты готов, пойдем-ка поищем наши припасы.
