алтарь, этот колокольчик для служения мессы, поставленный у основания третьей гранитной ступени, общинный стол, кафедра, бедно украшенная резьбой, суровые исповедальни – разве не стало все это для нее домашней обстановкой?! Ведь находила же она нормальным сказать своим кисловатым голосом помощнице:
– Особенно хорошо держите лестницу, мадам Эдокси, когда я буду вытирать младенца Иисуса! Мать- настоятельница сказала мне вчера, что это настоящий позор – позволить ему покрыться таким слоем пыли в руках Пресвятой Девы! Я ей ответила, что мне никогда не удавалось прилично почистить его без лестницы! Я его очень люблю, этого маленького Иисуса, но я не хотела бы сломать ногу из-за рвения к чистоте! Младенец Иисус тоже этого не выдержит!
Мадам Эдокси собрала все силы своих семидесяти лет и вцепилась в лестницу, по которой начала взбираться ее старшая подруга.
Глядя на этих двух старух, служительниц Божьего Дома, Аньес не могла не задать себе вопрос: испытали ли Фелиция и Эдокси в то время, когда были молодыми и красивыми, ту же слабость перед желанием? Узнали ли они радости любви? Какие секреты, какие драмы, может быть столь же мучительные, как та, которую теперь переживала Аньес, прятались за их почти что детской безмятежностью?
Не обращая больше внимания на старух, Аньес спросила себя с тревогой, каким чудом ей удастся освободиться от мутного прошлого, неотступно ее преследовавшего? Уже прошлое, очень нелегкое прошлое, в ее-то возрасте…
В одну ночь Жорж стал для нее всем. Проходили счастливые недели. Она жила только для него. Инстинкт плоти развивался в ней с такой неистовой силой и необузданностью, что она совершенно теряла голову. Изо дня в день она все больше отдавалась удовольствию, даже не задавая себе вопрос, кем был на самом деле тот, чьей любовницей она стала?
Значительная разница в возрасте (он был почти на двадцать лет старше ее) лишь придавала этому мужчине авторитет, который она не собиралась оспаривать.
С первых дней их связи он настоял на том, чтобы она оставила профессию манекенщицы, тактично, но твердо дав понять, что у него достаточно средств, чтобы удовлетворить ее нужды. Аньес пыталась протестовать:
– Жорж, любовь моя, я не хочу, чтобы ты содержал меня! Я должна продолжать зарабатывать себе на жизнь: ни за что на свете я не хотела бы быть обузой для тебя… Я люблю тебя!
– Я это знаю…
Он знал всегда все. Он все угадывал. Она чувствовала, что не способна спрятать от него что-либо, кроме, пожалуй, одного секрета: даже ему она никогда не говорила об Элизабет. Много раз она хотела рассказать ему о сестре, но всегда в последнюю секунду какая-то сила удерживала ее. Она сама не знала, почему у нее возникало ощущение, что в таком признании было что-то кощунственное. Жорж не исповедовал никакой религии, он не понял бы того величия духа, которое несла в себе смиренная жизнь маленькой служанки бедных. К тому же, он был слишком избалован успехом, чтобы суметь проникнуться сочувствием к обездоленным старикам.
Аньес сказала ему, что она сирота и у нее совсем нет родственников. Было похоже, что это доставило ему настоящее удовлетворение: значит, она будет полностью принадлежать ему.
Но Аньес, храня молчание, продолжала втайне регулярно приходить на авеню дю Мэн. И Элизабет, всегда заботящаяся о счастье и благополучии своей сестры, не могла не заметить:
– Аньес, ты похорошела в последнее время и выглядишь веселее. Ты довольна своим домом моделей?
– Очень!
Зачем признаваться, что она не работала там уже несколько недель? Пришлось бы назвать причину, а причиной был запрет Жоржа. Как объяснить сестре существование любовника? Элизабет могла допустить присутствие мужчины в жизни сестры, только если бы этот мужчина был ее супругом.
Аньес оказалась стиснутой двойным обетом молчания по отношению к двум самым близким для нее людям. Она пробовала убеждать себя, что такое существование продлится только до того дня, когда Жорж, который, казалось, все сильнее и сильнее влюблялся в нее, однажды скажет:
– В конце концов, не свободны ли мы оба? Наша любовь сильна, почему бы нам не пожениться?
Этот день стал бы самым прекрасным в жизни Аньес: она смогла бы, наконец, объявить Элизабет счастливую новость о своем браке с мужчиной, которого любит, а Жоржа познакомить со своей единственной сестрой.
Но проходили недели, месяцы, а любовник ничего не хотел менять в их отношениях. Они по-прежнему встречались по вечерам в маленькой комнате-мансарде, с которой Аньес решила не съезжать по совету Жоржа. Он говорил:
– Оставайся здесь, пока я не найду квартиру, о которой мы мечтаем. По крайней мере эта комнатка создает иллюзию «своего угла».
Собственного жилья у Жоржа не было. Он жил в отеле. Вначале это удивило Аньес, но он быстро успокоил ее:
– До того, как мы повстречались, я всегда вел жизнь холостяка. Отель для меня удобен: там мне не о чем заботиться. Ведь это невыносимо для одинокого мужчины – возиться с домашними делами! Ты первая женщина, которая в моей жизни – больше, чем приключение. До нашего знакомства у меня был непреложный принцип – иметь только очень короткие связи… Здравствуй – до свиданья, – и больше мы не знаем друг друга! С тобой, я сразу понял, это будет иначе, ты не такая, как другие… Ты меня понимаешь?
– Да, дорогой.
– К тому же я начинаю менять свой взгляд на уклад нашей семейной жизни. Я прекрасно знаю, что нам нужно будет найти квартиру. Одна проблема: это нелегко!
– Почему ты всегда был против того, чтобы я приходила к тебе в отель?
– Я предпочитаю встречаться с тобою здесь: это так романтично.
