У ДВУХ ИСТОЧНИКОВ
Глава X,
«Переоденьтесь ликийскими торговцами», – посоветовал им Эваний. Скажите пожалуйста, оказывается, чтобы стать ликийцем, достаточно начернить лицо и надеть грязный хитон! Гемонид с его черной бородищей еще и смог бы обмануть не очень придирчивого троянца. С Леонтием же, этим типичным анатолийцем, дело обстояло из рук вон плохо: рыжие волосы, зеленые глаза и усеянное веснушками лицо! Но внешность внешностью, а вот как быть с языком? Леонтий не знал ни слова по-ликийски.
Тут им на помощь пришел владелец кабачка Телоний: за соответствующую мзду добрый человек согласился служить им и переводчиком, и проводником, и гримером. Он раздобыл необходимую одежду и жирной мазью собственного изготовления (очевидно, той самой, которой он смазывал детали пресса для выжимки оливкового масла) зашпаклевал все до единой веснушки на лице Леонтия.
Между тем в войне сложилось новое соотношение сил из-за двух обстоятельств: одно было божественного, а другое – сугубо стратегического характера. Гера и Патрокл смешали воюющим все карты: богиня – поручив Посейдону подбодрить ахейцев, а грек – согласившись надеть доспехи своего друга Ахилла.
Как известно, Зевс не позволял богам вмешиваться в военные действия по очень простой причине: ему хотелось, чтобы дела шли естественным путем, чтобы никто не нарушал извне военного равновесия и он мог бы в полной мере насладиться «матчем» Греция – Троя. Вечером, укладываясь спать, Зевс думал: «Интересно, удастся ли завтра троянцам разгромить ахейцев?» Или: «А вдруг Агамемнон все-таки возьмет Трою?» И хотя в его распоряжении было множество оракулов, он принципиально не желал узнавать, каким будет окончательный результат. Каждое утро спозаранку он отправлялся на бельведер и с горы Иды следил, чтобы ни боги, ни полубоги не вздумали выступить на стороне одного из соперников.
«Пожалуй, надо как-то усыпить Зевса, – рассудила Гера, – иначе мне так и не удастся спуститься вниз и помочь ахейцам».
Положение греков действительно становилось все хуже и хуже: еще одни сутки, и троянцам удалось бы сбросить их в море. Хозяйка Олимпа понимала, что для спасения ее любимчиков греков во что бы то ни стало нужно увести Зевса с бельведера.
– Придется, видно, позаимствовать пояс у Афродиты! – воскликнула лилейнорукая богиня и отправилась с визитом к сопернице.
Вполне понятно, что убедить Афродиту расстаться со своим главным оружием даже на каких-нибудь полчаса, было делом нелегким, но Гера все равно решила попытать счастья.
О пеннорожденная Афродита, – сказала она, – я знаю, ты меня ненавидишь, ибо я помогаю ахейцам, а ты – троянцам, но есть вещи поважнее наших распрей, и ты, богиня любви, не сможешь отказать мне: мой отец Кронос и моя мать Рея уже давно не знают радости любви. Они живут далеко за Океаном, куда сослал их Зевс, и очень печалятся. Так вот, если ты хотя бы на одну ночь одолжишь мне свой волшебный пояс, я дам его матери, и она сможет разжечь прежнюю страсть у Кроноса.
Надо сказать, что несмотря на приписываемое Афродите коварство, эта богиня весьма сочувственно относилась к подобным просьбам, поскольку главную свою задачу видела в том, чтобы приносить мужчинам и женщинам удовлетворение – в эротическом, разумеется, плане. Узнав, что на свете появилась еще одна пара, познавшая полноценные любовные утехи, она приходила в восторг и рассказывала об этом событии встречному и поперечному, даже тем, кому на такие вещи вообще наплевать. В общем, просьба Геры вызвала у Афродиты прилив сочувствия.
Гера же, завладев поясом, использовала его в личных целях: она бросилась к Зевсу на гору Иду и, покачивая бедрами, стала прохаживаться по бельведеру, пока отец богов не начал бегать за ней следом. Как известно, на некоторые провокации Зевс поддавался очень легко. Схватив жену за руку, он неуклюже попытался прямо тут, на глазах у всех, уложить ее на землю. Богиня, естественно, изобразила благородное негодование:
– Что же это ты делаешь, о любвеобильный бог? Неужели ты намерен возлечь со мной в присутствии других богов? Если тебя охватило такое уж неодолимое желание, что ты не можешь дождаться покровительницы любви – ночи, давай уединимся в тайной опочивальне, которую нам подарил Гефест, и там будем предаваться любви до тех пор, пока не обессилеем и сон не смежит нам веки.
– Не знаю, что на меня сегодня нашло, – сказал охваченный необычайным возбуждением Зевс, – но должен признаться, о моя обожаемая супруга, что никогда еще мне не доводилось испытывать такого страстного желания – даже когда я ухитрился овладеть женой Иксиона. Но не беспокойся: сейчас мы сделаем так, что никто ничего не заметит.
По его знаку с неба спустилось золотое облако и накрыло супругов, а под ними образовался мягкий зеленый ковер, сотканный из крокусов, свежего клевера и гиацинтов.
Да только богиня успела тайно сговориться с богом сновидений Морфеем. [76]
– Сегодня я намерена переспать с божественным Зевсом, – сказала она ему, – и если ты сделаешь так, чтобы после этого он тотчас уснул, я отблагодарю тебя – отдам тебе в жены Пасифею, о которой ты уже давно мечтаешь.
Все так и было: Зевс сразу начал похрапывать, а воспользовавшаяся этим Гера послала на поле брани Посейдона.
Вмешательство бога внесло в ход войны коррективы: ахейцы перешли в решительное контрнаступление. Аякс Теламонид, швырнув здоровенный камень в Гектора, ранил его в грудь. Диомед, Одиссей и Аякс Оилид уничтожали врагов пачками, а появившийся в доспехах Ахилла Патрокл обратил троянскую рать в бегство. Сыграли свою роль и грозные мирмидонцы, призванные Ахиллом из Фтии. Гомер в «Илиаде» сравнивает их с осиным роем, растревоженным неосторожным путником.[77]
Проснувшись, Зевс не мог поверить собственным глазам: он оставил троянцев атакующими и уже готовыми поджечь своими факелами вражеские корабли, теперь же они отступали под натиском ахейцев. Мало того, среди павших в первый же час боя оказался и один из любимейших сыновей бога – ликиец Сарпедон. Зевс сразу сообразил: произошло нечто непредвиденное и, конечно же, связанное с его супругой.
