забрать ее с занятий. Лора сидела на широком школьном крыльце и смотрела на людей, на собак, играющих во дворе, на высокое небо.
Вдруг невдалеке показался старый маори с красивым мальчиком. Мальчик был ненамного старше Лоры, но во всем его облике, поведении читалась какая-то загадочная сила — размеренность, благородство. Лора залюбовалась мальчиком маори. Старик заметил это, остановился и тоже сел на крыльцо.
Старый маори был совсем седым. Все его широкое морщинистое лицо покрывала татуировка. Загадочный орнамент напоминал огромную птицу. На щеках лежали ее распахнутые крылья. Лоб украшал чудесный хвост. А голова и диковинный хохолок птицы уместились на губах и подбородке индейца. Длинные волосы старика были убраны на затылок, и из копны седых прядей выглядывали два красочных пера.
Лоре было очень интересно наблюдать за этой парой — стариком и мальчиком. Но она боялась.
— Я напугал тебя, девочка? — спросил старик, не глядя на Лору.
Он достал из заплечной сумки курительную трубку, набил ее табаком и поджег. Клубы пряно-сладкого дыма поднялись в воздух.
— Мама запрещает мне разговаривать с маори, — тихо ответила Лора. — Она говорит, что маори — людоеды. И если я заговорю с кем-то из них, то он меня съест.
— Белые люди умеют говорить о том, в чем ничего не смыслят, — ответил старый маори, не глядя на Лору, и затянулся сладким табачным дымом.
— Это почему же? — Лора даже оскорбилась.
— Потому что, когда ты вырастешь, — тут старик посмотрел в небо и через секунду продолжил, — ты полюбишь моего сына и выйдешь за него замуж. Вы будете счастливы и проживете вместе долгие годы. У вас родятся дети, много детей. Они будут наполовину маори, а наполовину, как ты, — белые.
Лора тогда прыснула со смеху. На самом деле, она ужасно смутилась и не знала, как себя вести. Во- первых, как это возможно, что она влюбится в маори? А во-вторых, она никогда не видела, чтобы дети были наполовину смуглые, как индейцы, а наполовину — белые. И где будет эта граница? На животе или вдоль всего тела? Потому что если на животе — то это будет относительно легко спрятать. А если вдоль тела — тогда ведь и на лице! Как тут спрячешь?!
Сейчас Лора смущенно улыбалась, вспоминая те свои детские рассуждения. Очень странным был этот разговор. О чем же они говорили дальше?..
— Откуда же вы это знаете? — спросила Лора. — Мама говорит, что пути Господни неисповедимы.
— Белые люди умеют говорить о том, в чем ничего не смыслят, — повторил старик. — А узнал я про твое будущее просто — заглянул тебе в сердце, в нем все и написано.
От страха Лора потеряла дар речи. Она закрыла грудь своими маленькими ручками и задрожала. Ей как-то очень живо представилось, что маори заглянул ей в сердце. А поскольку Лора была уверена, что он людоед, фантазия получилась ужасающей.
— Всегда тебя будут подводить твои страхи, — грустно сказал маори. — Белый человек всего боится. Боится жить, боится умирать, даже себя самого — и то боится. Надо бы избавиться от страха, но белый человек и этого боится. Он выдумывает мир, в котором ему будет не так страшно. Но страх рождает чудовищ, и рано или поздно в придуманном мире белого человека все равно появляются чудовища. От чего ты бежишь, к тому и вернешься. А хочешь идти — так иди вперед, а не назад.
Лора не поняла тогда ни единого слова, но ей стало вдруг интересно — о чем это говорит индеец? Но спросить у старика, что именно он имеет в виду, Лора не решилась. Поэтому пошла на «бесстрашную» провокацию:
— Белый человек не придумывает никаких ненастоящих миров! Неправда!
Маори за все время разговора впервые посмотрел на Лору. Лора замерла от ужаса. Индеец показался ей очень страшным — таким он был грозным, важным и внушительным. Но вместо пугающего рыка, который она уже ожидала услышать, из его уст раздался добродушный смех.
Маори улыбался:
— Мир устроен просто — вот небо, а вот земля, а там вдали — океан. Все просто. И мы приходим из этого неба, из этой земли, из этого океана. Мы обретаем форму и живем. А потом настанет время, и мы вернемся в это небо, в эту землю, в этот океан. Поэтому маори всегда живут просто и весело. Разве могут похвастаться этим белые? Нет, они способны только завидовать нам. Все люди, в глубине души, хотят жить просто и весело. Но белые никогда не признаются себе в своей зависти к нам. Вот видишь это?
Маори показал Лоре рисунок на своем лице.
— Нравится? — спросил он.
— Да, красиво, — кивнула Лора.
— Это Птица-Моа, — с гордостью сказал маори. — Она жила на этой земле многие тысячи лет. Прекрасная, сильная птица. Если бы ты с ней подружилась, то могла бы сесть ей на спину, и она бы отнесла тебя в самые чудесные уголки мира. Она показала бы тебе, как величественна и красива земля и сколько мудрости в ее простоте.
— А где же сейчас эта птица? — рассмеялась Лора, которой никак не верилось, что бывают такие большие птицы. — Спряталась у вас на лице?
Но старик даже не улыбнулся, а ответил Лоре совершенно серьезно:
— Птица-Моа — воплощение простоты и веселья. И когда ей стало нечего воплощать здесь — на земле, она улетела на небо. И теперь она живет там. Она ждет, когда люди проснутся от своего долгого сна и вернутся к самим себе.
Лора задумалась. Она представила себе прекрасную сильную птицу, которая улетела от людей, потому что они… Заснули?! Ушли от самих себя?!
— Нет, — рассмеялась Лора. Тогда она еще умела смеяться своим веселым, заливистым детским смехом. — Люди никуда не уходили! Они все здесь. И они не спят. Только ночью!
— Это лишь так кажется, — печально сказал старик, отвернулся от Лоры и стал смотреть в небо.
Он замолчал. Просто сидел и молчал. Большие сиреневые клубы табачного дыма то и дело вырывались у него изо рта.
— Раньше мой народ тоже был другим, — грустно сказал маори, и так тихо, что Лора его едва расслышала, он словно говорил сам с собой, а не с ней. — Мой народ умел радоваться жизни. Потому что, если ты живешь просто, ты видишь радость во всем. Мы смотрели на этот мир и были счастливы. И ничто не могло омрачить нашего счастья, потому что мы ни от чего не зависели и ничего не боялись. Когда кто-то из наших родственников умирал, мы делали его фигурку, чтобы его дух мог входить в нее, если пожелает. А когда мы садились за стол — мы всегда накладывали три порции обеда для духов, если вдруг они захотят присоединиться к нашей трапезе. А если нам было что-то нужно, мы могли попросить это у наших духов. А если они нам отказывали, мы могли их отчитать — ив следующий раз не накладывали им еды. Простой мир, где все понятно. И веселый. Когда белые пришли к нам с войной, мы думали, что это они так играют. Нам даже нравилось играть в эту игру. Сначала. Но потом они выиграли, и все изменилось…
Лора слушала старика и незаметно для самой себя начала плакать. Ей стало жалко этого странного человека с птицей на лице. Она даже не понимала почему, но ей стало его жаль. А может быть, себя…
— А почему люди не могут быть счастливы? — прошептала Лора.
— Вместо того чтобы быть, они пытаются казаться. В этом все дело, — ответил маори. — Но если ты захочешь, ты сможешь изменить это.
— А что я должна для этого сделать? — спросила Лора.
— Ты должна научиться заглядывать в свое сердце так же, как я заглянул в него, — улыбнулся индеец и нежно потрепал Лору за ее длинные, золотистые волосы. — Тогда ты увидишь, как все просто. И ничего не бойся — иди и смотри.
Старик убрал трубку в свою котомку и встал с крыльца:
— Пойдем, — сказал он мальчику, который все это время сидел рядом и внимательно наблюдал за Лорой. — Нам пора, Анитаху…
Анитаху!!! Это был он!
Если бы Лора не была сейчас связана по рукам и ногам, она бы вскочила на кровати. Она бы подпрыгнула, взлетела от переполнившего ее душу восторга. Но она смогла только дернуться всем телом, словно подбитая в воздухе птица. Анитаху!
И Лоре тут же вспомнился вчерашний вечер и тот странный разговор у костра.
