Поединок со смертью

похожий на брелок автомобильной сигнализации.

— Обманул я тебя, — Павел улыбнулся. — Один не хочу умирать. Вместе полетим. На небо!

— Надо людей вывести, — спокойно сказал Данила.

— Каких людей? — Павел сделал вид, будто бы не понял его слов.

— Жителей дома.

— Нет, не надо, — Павел отрицательно покачал головой. — Поедем с эскортом!

— Они ни в чем не виноваты, — голос Данилы едва заметно дрогнул.

— А никто ни в чем не виноват, мир такой… — лицо Павла исказилось, это был сарказм, издевка, чувство безграничного превосходства и торжества. — Я же тебе говорил, а ты мне все не веришь.

— У тебя нет никаких причин их убивать, — голос Данилы на мгновение стал грозным.

— А ни у кого нет никаких причин, — расхохотался Павел. — Ты разве не знал?! Ни у кого — никаких — ни на что. Все фарс! Розыгрыш. Мы как подопытные кролики. Плебеи в руках Господних. Даже не в руках, в ногах… И главное ведь — что?

Он встал и приблизился к Даниле, сидящему на стуле в центре комнаты. Высокая худая фигура Павла изогнулась и замерла в этом неестественном положении. Он как змея танцевал смертельный танец над своей жертвой.

— Что? — спросил Данила, глядя Павлу прямо в глаза.

— Вот ты — Избранный. А они, — Павел показал вверх и вниз, — они нет. И я — нет. Тебе и жить хорошо, и умирать не скверно. А нам… Так что я теперь даже убивать тебя не хочу. Поболтаем часок- другой, и, может, отпущу тебя. Иди и помни.

— Людей выпусти, — повторил Данила. Павел развернулся и пошел к дивану.

— А если твои дружки что-нибудь предпримут, я увижу, — бросил он раздраженно и показал на зеркало, стоящее под углом у самого окна.

Павел так приладил зеркало, чтобы видеть с дивана выход из дома и улицу.

— Я не понимаю — чего ты от меня хочешь? — спросил Данила.

— Не знаю, — внезапно тихо ответил тот. — Я как-то все это по-другому себе представлял.

— По-другому? — от удивления Данила даже повысил голос. — Что представлял?!

— Но это всегда так, — тихо, почти беззвучно шепнул Павел. — Сплошной обман.

— В чем обман-то?

— По шло все… — отозвался Павел.

— По шло? — переспросил Данила.

— Пустая, пошлая обыденность, — Павел залез на диван с ногами, зажал колени в кольцо рук и уставился в зеркало над окном. — Чуда нет. По шло. Если чуда нет — зачем жить? Вот вы там за души наши боретесь, знание какое-то ищете… Скрижали. Печати. И расстраиваетесь еще чего-то, переживаете, недовольство проявляете. А ты вернись, Данила, в свою коммуналку питерскую. Вернись на два года назад. И так, что ничего нет — ни жизни этой, ни астролога того, который тебя Избранником числит, ни знаков. Ничего. Пустая жизнь. Пошлая. Ты ведь тоже покончить с собой хотел. Так?!

— Да.

— Потому что обман все. Потому что по шло все. Потому что чуда нет… Ведь так?

— Да, наверное, так, — согласился Данила.

— Но к тебе, Данила, в жизнь чудо пришло, а ко мне нет. И теперь у тебя дело есть, а у меня нет. И все у тебя правильно и миленько, а у меня — гнусно и того хуже — никак. Но ничего, браток, если так, мы эту лавочку прикроем, — Павел потер запястье с прикрепленным к нему пультом дистанционного управления. — Нажмем на кнопочку, и привет! Все кончится.

Павел помолчал какое-то время и добавил: — И это ведь вранье все, Данила, что Избранники другим людям нужны. Просто Избранникам хорошо, а нам — другим людям — плохо. Вот и все.

— Неизбранник , — позвал Данила. — Людей выведи из дома.

И Павел вдруг расхохотался. Зычным, рваным, пугающим спехом.

— Вот ты заладил! — прокричал он сквозь хохот. — «Выведи людей!» «Выведи людей!» А знаешь, в чем проблема? Если я им скажу: «Я знаю про бомбу, которая заложена в 137 квартире. Выходите…» — никто не выйдет. В милицию начнут звонить, спрашивать, докладывать. Через час эта милиция приедет, не спеша, с собакой. Поднимутся ко мне на этаж, позвонят, начнут спрашивать… Никто из дома не выйдет. Понимаешь? Потому что мой голос для них — даже если это их жизни касается — ничто. Люди такие, мир такой, все глупо. Глупо и пошло. Все еще не веришь мне?..

— Не верю, — ответил Данила.

— Доводы плохие? — зло ухмыльнулся Павел.

— Доводы нормальные. Хорошие доводы. Только вот я не верю.

— Вот, — Павел показал указательный палец. — Видишь! Это потому, что ты Избранный. Поэтому и не веришь. У тебя другая правда, не наша . И к нам она никак не относится.

— Нет, я не верю, не потому что я Избранный, — возразил Данила. — Я не верю, потому что не хочу. Просто не хочу, и все. Это ты можешь понять?..

— Сытый с голодным никогда не договорятся…

— Знаешь, — сказал Павел, — я однажды загадал…

— Загадал? — удивленно переспросил Данила.

— Да, нажрался таблеток, штук сто, наверное, съел. И загадал — умру, так тому и быть, а если не умру, то значит, случится еще в моей жизни что-то особенное, чудо какое-то, которое все перевернет. Обыденность эту, эту пустоту внутри,

Данила посмотрел на Павла с какой-то иронией:

— То есть не собирался умирать, я так понимаю?

— В смысле?.. — он недовольно уставился на Данилу.

— Просто похоже на шантаж, Павел.

— На шантаж ? — презрительная гримаса на миг исказила его лицо. — Не понимаю.

— «Жизнь, а ну-ка быстро, хочу чуда! А не дашь, так я помру, и будет моя кровь на твоей совести!» Это называется шантаж.

— Я думал, ты тоньше, — едко заметил Павел, его верхняя губа нервно дернулась.

— «Тоньше» — это в смысле хитрее ? — с подвохом переспросил Данила.

— Нет, тоньше в смысле тоньше.

— Знаешь, я на правах «Избранного» открою тебе один секрет, — сказал вдруг Данила. — Пока ты пытаешься контролировать Жизнь, в ней чуда не будет. Просто не может быть. А то, что ты сделал, это способ контроля. Ты у нее неких гарантий затребовал. Понимаешь? Мол, пусть даст мне знак, что все будет нормально. Ты у Жизни потребовал, словно Промысел должен перед тобой отчитываться… Неужели не понимаешь? Ведь не можешь не понимать. А значит — хитришь. Чудо приходит только в тот миг, когда ты готов довериться Жизни. И приходит оно само, без уведомления, без предупреждения, без гарантий.

Павел долго молчал и смотрел куда-то перед собой. Он думал о чем-то. Тяжело, напряженно, мучительно думал.

— Я тогда проснулся от невыносимого света, — сказал он наконец. — Мои веки были сомкнуты, но я все равно чувствовал этот свет, он резал мне глаза. Я с трудом перевернулся на бок и закрыл голову руками. Стало чуть легче. Я очнулся. Я выжил. Это значило, что в моей жизни еще будет что-то хорошее… Я сыграл с Богом в рулетку, а Он спас меня. Он явил чудо, как я и просил. Тогда я еще не знал, что эта жизнь была оставлена мне в наказание. Это не я сыграл с Ним в рулетку, это Он игрался со мной…

— Оставив мне жизнь, голос Павла звучал глухо, — Бог осудил меня на длинную, невыносимую муку. Он садист, ваш Бог… Ты знаешь это, Данила? Ты знаешь, что Он — садист?! Я думаю, наши мучения доставляют Ему удовольствие. Иначе это никак нельзя объяснить.

— О чем ты? — Данила смотрел на Павла широко открытыми от удивления глазами.