и они находились в фавеле де Рокина, систематически обходя население, блок за блоком, улицу за улицей, обветшалую лачугу за обветшалой лачугой. Они искали хоть что-нибудь – частицы памяти, слова, изображения, которые могли бы пролить некоторый свет на то, что произошло с Джордан, и, где она может быть.
Мими знала о тренировке так хорошо, что могла бы совершить ее даже во сне. Ну, или фактически, во время их сна. Только посмотрите на эту Красную Кровь, столь беззаботную и удобную в дремоте, подумала она. Они не имели понятия о том, что вампиры тихо проникали в их сны. Воспоминания были хитрой вещью, подумала Мими, так как она вошла в мир сумерек украдкой. Они были неустойчивыми.
Они изменялись в восприятии в течение всего времени. Она видела, как они перемещались, понимая как течение времени затрагивало их. Трудолюбивый стривер мог вспомнить о его юношестве, как о заполненном страданиями и препятствиями, испорченным освистыванием и обзывательствами на детской площадке, но позже простить и понять всю несправедливость.
Одежда ручной работы, которую он вынужден был носить, была данью любви к его матери, каждый кусочек и шов был признаком ее усердной работы над бедностью. Он вспомнил и отца, не ложащегося спать до поздна, чтобы помочь с домашней работой, терпеливого и преданного старика, который не был резким, когда возвращался с фабрики поздно домой.
Это было другим, не таким хорошим. Мими просканировала тысячи воспоминаний отвергнутых женщин, любовники которых становились уродливыми и жуткими, с резкими римскими носами, глазами становящимися маленькими и незначительными, в то время как обычные мальчишки, которые стали их мужьями, стали привлекательными за прошедшие годы, и тогда, когда их спросят, была ли это любовью с первого взгляда, женщины с гордостью ответили да.
Воспоминания двигали картины, которые были незначительными и постоянно изменялись. Это были истории, которые люди рассказывали себе сами. Использовать проникновение, в потустороннюю память и тень, в место, где вампиры могли бы получить доступ к желаемому, чтобы читать мысли и управлять умами, было похоже на движения по темной комнате, по лаборатории, где фотографы печатали свои снимки, погружая их в небольшие емкости с химикатами, высушивая их на нейлоновых стойках.
Мими вспомнила темную комнату в Дачезне, как она использовала ее, скрываясь там с ее фамильярами. Входя сквозь вращающуюся дверь, оставляя яркий мир школы, чтобы войти в маленькое, тесное место, которое было настолько темным, что она задавалась вопросом в течение секунды – что если она ослепла. Но вампиры могли видеть в темноте, конечно же.
Были ли у них темные комнаты больше, за исключением других, где показывались фильмы про слежку над серийным убийцей? Заинтересовалась Мими. Теперь у всех были цифровые камеры. Темные комнаты считались доисторическими. Как рукописные письма и надлежащие первые свидания.
'Темные комнаты Форс? You don’t strike me as a photographer.”
'Но я ударю тебя,' ответила Мими.
'Ха-Ха.'
'Возвращайся к своему пациенту. А то разбудишь моего.'
Это было не по протоколу для Кингсли, вторгнуться в ее мысли. Четыре Венатора могли чувствовать друг друга, но они, как предполагалось, были на раздельных канал, наблюдая за разными снами. Они зашли в женскую спальню, место в городе, где девушки из отдаленных областей платили за кровать.
Мими вторглась в память девушки. Девушка была примерно того же возраста, что и она, в этом цикле: семнадцатилетней.
Девушка работала горничной в одной из гостиниц. Мими просканировала последние три месяца ее жизни. Видела, как она застилает кровати и убирает мусор, пылесося ковры и забирая небольшие чаевые, оставленные постояльцами на прикроватных столиках. Видела, как она ждет своего парня, посыльного велосипедиста, после работы, в маленьком кафе. Работа, парень, работа, парень. Что это? Менеджер гостиницы заставлял девушку приходить в его офис и снимать с себя ее одежду. Интересно. Но реально ли это?
Тренировки Венаторов значили, что Мими изучила, как отличить вымысел от действительности, ожидания от действий. Была ли действительно девушка совращена своим начальником или она только боялась, что это может произойти? Это было похоже на страшный сон. Мими применила принуждение: она представила девушку, отпихивающую своего начальник, ударившую его в самое болезненное место. Прямо туда. Если это когда-нибудь произойдет, девушка будет знать, что делать.
'Назовитесь. Ленокс один?' голос Кинглси разнесся эхом через всю комнату.
'Чисто.'
'Два?'
'Чисто.'
'Форс?'
Мими вздохнула. Не было ни одно признака Наблюдателя ни в одной из мыслей девочки. «Чисто». Она мигнула своими открытыми глазами. Она стояла около девушки, которая спала под покрывалами. Мими показалось, что она улыбнулась своими маленькими губами. Нет причины бояться, отослала Мими ей мысль. Девушка может делать все что она хочет делать.
«Хорошо. Двигаемся.» Кингсли вывел их в ночь, через грунтовые дороги и тихо шагая, отводил все дальше от полуразрушенных, мозаичных кустарных зданий и жилых домов, сокращая путь до гор. Она следовала за командой на холм, расположенный за пределами мусорных баков и груд гнилого хлама.
Не все здесь отличалось от определенных частей Манхэттена, подумала Мими, хотя было удивительным видеть то, как близко жили люди и насколько искажены были их приоритеты. Она действительно видела дома, лачуги без проточной воды и туалетов, но в гостиных которых, находились 42 дюймовые плоскоэкранные телевизоры и спутниковые антенны. В то время как дети бегали без обуви, в их кустарных гараж стояли блестящие германские автомобили.
Говоря о детях: она услышала их до того, как увидела. Небольшую веселую группку надоедливых детишек, которые всю неделю следовали за ними. С грязными лицами, вымазанными в смоле, в рванной одежде с логотипом, исчезнувшей американской спорт-команды, с протянутыми руками, вверх ладонями, в которых ничего не было. Это напомнило ей о социальной программе, объявление, которой бегущей строкой проходило каждый вечер: «Уже 10 часов вечера. Вы знаете где находятся ваши дети?»
“Сеньора Бонита, Сеньора Бонита,” пропели они, ступая босыми ногами по влажной тропе.
«Брысь?» – прошипела Мими, отгоняя их подальше, как противных мух. «У меня сегодня нет ничего для вас. Ничего нет. Понятно выражаюсь?» Оставьте меня в покое. Их просьба принесла ей головную боль. Она не была ответственной за этих людей, за этих детей… Она была Венатором на официальном задании, а не какой-то знаменитостью во время PR-компании. К тому же, это Бразилия, развитая страна. На планете есть места в более отчаянном положении. Серьезно, маленькие паразиты не знали насколько им повезло.
“Сеньора, сеньора.” Один из маленьких мальчуганов, в заляпанной нижней рубашке, с темными завитками на голове схватил ее за спинную часть одежды. Как и другие Венаторы, Мими была одета в черное пальто-полувер и водонепроницаемые нейлоновые штаны, стандартная форма одежды. Она отказалась носить неуклюжие ботинки (они визуально делали ее ноги толстыми), и поэтому она была в ботинках из шкуры пони на высоком каблуке. «Ох, ладно,» сказала Мими. Это была ее вина, что дети бегали за ними.
Она пыталась не обращать внимание, остаться безразличной перед лицом действительно ужасной бедности, Мими рассматривал ее стандартную комнату в гостинице (не всегда люкс!) лишенный многого, ’она знала, что всякий раз, когда дети толпились вокруг нее, у нее всегда было кое-что, что дать им.
Горсть леденцов. Доллар. (Вчера десять долларов каждому.) Плитка шоколада. Хоть что-нибудь. Дети называли ее Красивой Леди, Сеньорой Бонитой.
“У меня ничего нет сегодня для вас! Серьездно!“ протестовалв она.
“Они никогда не поверят тебе. После того первого раза, когда ты поддалась им,“ сказал Кингсли, радостно улыбаясь.
“Как будто ты лучше,” Mими ворчал, растегивая ее рюкзака. Четыре из них были несерьёзным противником. Тихим близнецам досталась жевательная резинка, всегда можно было рассчитывать что Кингсли заплатит за поджаренные во фритюре закуски, продающиеся в уличных телегах.
Маленькая девочка с завитками ждала терпеливо, поскольку Mими доставала плюшевую собаку,
