А известно ли вам, ваша милость, какое издание представляет оппозицию? «Обозрение». Это нам стоит денежек. В результате правительство отказало нам в подписке на некоторое число экземпляров и в субсидиях, предоставлявшихся нам ранее. Нашелся даже человек, который, к сожалению не читая, возвратил в редакцию полученные им экземпляры. С тех пор кажется, что о нас заботится само провидение, подписка так повышается, что просто одно удовольствие. Да и как может быть иначе! Вы же знаете, милостивый государь, что мы – добрые христиане, поэтому мы и выносим все это с подобающей покорностью.
Извините меня, милостивый государь, кто-то стучится в дверь. Вероятно меня пришли арестовать или сослать в Сарагосу. Так или иначе, я должен быть настороже. Поэтому, сеньор бакалавр, желаю вам всякого благополучия, и будьте любезны подписаться каким-нибудь именем. Если даже у «Обозрения» есть название, совершенно ясно, что сейчас не время для анонимных писем и секретов.
Моды[264]
Мы ждем с нетерпением, когда полное исчезновение холеры позволит вернуться в лоно нашей столицы щеголихам, которых страх похитил у нас, и когда наступление новой счастливой поры оживит временно приутихшее кокетство немногих красавиц, все же оставшихся в этом огромном городе. Почти совсем опустели театры, обезлюдели бульвары, прекратились балы, – где же нам искать образцов моды? Мы можем сделать только несколько общих замечаний относительно причуд, более или менее обоснованных, этой богини всего мира, которой покорны как костюмы и прически, так и вкусы и мнения. В опере, например, весьма в моде сеньора Кампос:[265] недаром чуть ли не каждый вечер ее награждают аплодисментами. Не менее модны и шляпы из рисовой соломки; и, право, они не хуже других. Определенно вошло в моду смеяться над страшными ужимками сеньора Хенеро, жаловаться на правительство и удивляться бездействию палат. Эти три моды, видимо, окажутся более устойчивыми, чем удлиненная талия.
Потрясающим успехом пользуется запрещение отправлять свои обязанности членам Палаты знати и депутатам: это действительно ужасно! Пройдет немного времени, и с этими запретами случится то же, что произошло прошлой зимой с красной бахромой на плащах, когда нельзя было встретить ни одного цирюльника без подобного плаща. Точно так же скоро не будет ни одного члена Палаты, который не ограничили бы в правах. Следует надеяться, однако, что эта безвкусная и совершенно несвойственная нашему отечеству мода будет искоренена, как искоренили у нас слишком большое декольте у женщин. Между этой модой и женским декольте имеется действительно много общего: они обнажают то, что всегда должно быть прикрыто. Начинают входить в моду статьи оппозиционного туалета: утверждают, что они всем к лицу. Некоторые, однако, полагают, что они уродуют Палату так же, как дам уродуют лобные повязки с драгоценным камнем,
Статьи министерского туалета, которые некоторые незадачливые щеголи пытаются ввести в моду, не пользуются успехом. Они подобны высоким прическам, которые служат только для того, чтобы можно было увидеть издали приближающегося к нам обладателя такой прически и чтобы прекомично возвысить его. Есть, впрочем, готовый набор этих статеек к услугам всех искателей должностей: обратитесь в улей-фабрику «Пчела», издаваемую дон Томасом Хорданом. Хотя это и самая последняя мода, продаются эти статейки очень дешево; несомненно потому, что люди с хорошим вкусом к ним не прибегают. Эта мода так же противна нашему национальному характеру, как и дамские шляпы. Чем больше их украшают, тем труднее с ними мириться, я хочу сказать – мириться терпеливо. Эти две последние моды, в особенности сильно утрированные, а это нередко случается, вряд ли нам подходят. Министерские статейки нам не к лицу, а оппозиционные могут и совсем его обезобразить. Все хорошо, если только соблюдать меру.
Продолжают пользоваться успехом короткие заседания, совсем коротенькие. Они напоминают костюмы наших щеголих: и в том и в другом случае все самое заманчивое остается открытым.
В отношении обуви можем сказать только, что модными считаются башмаки, подошвы которых залиты свинцом. Что касается талии, то в большой моде сейчас очень затягиваться, настолько туго, что едва можно дышать.[266] Сейчас по крайней мере эта мода очень широко распространена, но она может быстро исчезнуть, если только мы раньше не задохнемся. Что до мебели, то каждый день появляется какая-нибудь новенькая; но обычно мы довольствуемся и старой. Что касается сервировки, то ведь известно, что мы в Испании на этот счет не сильны; тем более что недостает главного, а именно, что поесть.
А по части цветов, то тут мало что изменилось; основные цвета попрежнему белый и черный. Только белый заметно поблекнул, а черный, наоборот, все больше как-то выделяется. Но наиболее распространенными, особенно у людей, имеющих вес в обществе, становятся переливчатые тона, смесь белого с черным, какие-то сероватые или матовые оттенки, такие, что их по-настоящему и цветом-то не назовешь. Надо, конечно, надеяться, что в скором времени волей-неволей будут вынуждены допустить цвета более яркие и отчетливые, чистые и без всякой примеси. Пока же между ними происходит такое смешение, что некоторые слишком нервные люди при одной мысли о том, что им предстоит этим заняться, строчат донесения, утрачивают покой, заболевают и ложатся в постель.
Открытие великой истины[267]
Говорят, что великие политические потрясения ни к чему не приводят. Это ложь! Дикая ложь! Именно из столкновения тел и мнений рождается истина. Так, из двухдневных дебатов, например, родился весьма новый и ясный принцип. Может быть, вам неизвестно, что было открыто у нас в Испании, здесь в Мадриде, нынче, совсем недавно, не далее как два дня тому назад? Было открыто, установлено и определено, что
Разве можно теперь лишить нас этого преимущества! Коперника в какой-то момент осенила мысль о том, что земля вращается вокруг солнца; в какой-то момент Гассенди[273] понял, что тела обладают свойством тяготения; валявшееся стеклышко открыло Ньютону свойства призмы; проводя наблюдения над тычинками и плодниками, Линней[274] вдруг обнаружил различие полов у растений. Но понадобились долгие века угнетения и реорганизация министерства, чтобы обнаружить ту великую истину, что закон может что-то охранять и что-то гарантировать. Разница между естественнонаучными истинами и политическими состоит в том, что первые берутся, так сказать, голыми руками, вторые – целыми столетиями скрываются за министерской чехардой. Стоит только открыть дискуссию, обсудить тот или иной параграф, провести реорганизацию министерства –
Итак,
