и состоит основное различие между человеком-твердью и человеком- жидкостью. Камень производит шум только тогда, когда его сдвигают с места. Вода шумит и журчит беспрестанно – это ее всегдашнее состояние. Вода напоминает нам средние классы общества: они тоже ни на минуту не перестают шуметь. Если ударить по твердому телу, то от него отколется кусок – и только, но если вы ударите по воде, то сразу почувствуете сопротивление, ответный толчок, сразу пойдут круги, и все придет в движение. Вот еще одно интересное наблюдение: удар но народу причинит вред только ему самому, удар по средним классам не пройдет бесследно и для того, кто ударяет.
У человека-жидкости тоже есть душа, но она имеет, так сказать, меньшую плотность, а соответственно – большее количество тепловой энергии. Кроме того, у нее нет постоянной формы, она всегда чему-нибудь уподобляется, иначе говоря, она, как всякая жидкость, принимает форму того сосуда, в котором в данный момент находится. Если человек-жидкость имеется в небольшом количестве, то ему можно придать любую форму, в большом же количестве он сам приобретает ту форму, которая ему более подходит. Человек-жидкость – это средний класс общества. Вы сразу можете узнать его. Его выдает постоянное, непрекращающееся движение: он хватается то за одну службу, то за другую, а если встречает какое-нибудь свободное, вакантное место, то непременно заполнит его; сегодня он в одной провинции, завтра в другой, а послезавтра в столице. Но в конце концов, как это обычно случается с проточными водами, он встречает на своем пути море, вливается в него, попадает в упряжку, останавливается – и больше ему уже не течь. Сегодня он не больше ручейка, зато завтра может превратиться в полноводную большую реку. Равным образом сегодня он чиновник без оклада, завтра, глядишь, он уже стал делопроизводителем, а послезавтра чиновником для поручений. У него инстинктивная потребность к росту, но особенно высоко вознестись он не может; если же все-таки он и взлетает на какой-то момент, то непременно низвергнется в бездну.
После того как мы вкратце и в общих чертах охарактеризовали человека-твердь и человека-жидкость, можно перейти к основной цели нашей статьи – к описанию человека газообразного. Первые две разновидности буквально заполонили мир: кажется, что кроме них никого и ничего больше нет. Для существования третьей разновидности необходима высокая степень содержания тепловой энергии, а мир устроен так, что не везде есть подходящие для этого условия.
В этом-то и заключается наше несчастье. Как показывает современная физика, мы находимся сейчас в таких холодных условиях, которые никак не могут способствовать взлету мысли. Попытаюсь это доказать.
Человек-газ, достигнув необходимой степени расширения, способен подняться из любого места, где бы он ни находился, и занять, таким образом, соответствующее своему удельному весу положение; он достигает той высоты, которую допускает степень его конденсации, и затем повисает в верхних слоях атмосферы. Для него нет препятствий, а если бы они даже и встретились на его пути, то и в этом случае он вырвался бы, как, например, пар из котла. Поместите его в какую-нибудь деревушку – он сразу же покроет любое расстояние и опустится в столице, плуг он, разумеется, забросит; одной ногой встанет на человека-твердь, а другой – на человека-жидкость и, едва утвердившись на этом основании, воскликнет: «Я здесь главный, я никому не подчинюсь».
Таковы законы природы. Усвоив эти общие основы физики, читатели без труда распознают газообразного человека. У него высокий, гордый лоб, орлиный взор, он обладает неодолимой силой, движение его столь же стремительно, как выстрел пробки из бутылки с шампанским. Но единственный способ придать газообразному веществу какую-то форму – это заключить его в баллон. Самым подходящим названием для человека-газа является, по нашему мнению, термин человек – воздушный шар. Только заключив газообразное вещество в баллон, мы можем обнаружить его.
Наши читатели знакомы несомненно с историей создания воздухоплавательных аппаратов: от примитивного монгольфьера,[373] наполненного горячим воздухом, до последних опытов в создании управляемой летательно!! машины, которые были предприняты в Париже и закончились весьма неудачно. Всем известно, что газ газу рознь и что один газ может быть намного легче другого. Однако вряд ли все имеют точное представление о том, каких успехов достигли мы, испанцы, в деле искусственного производства легчайших газов, необходимых нам для совершения полетов. Будем надеяться, что тщеславие не вскружит нам голову, тем более, что газы, созданные в нашей стране, очень ненадежны.
Все знают, что в давно прошедшие времена потолок для подъема человека-шара у нас был исключительно низким. Те, кому удавалось оторваться от земли, сосредоточивали невероятные усилия лишь на том, чтобы приблизиться к ступенькам трона, ну, а если человек- шар возвышался до министерского кресла, это казалось пределом возможного. Наши ученые- физики, даже самые опытные, знают только одного, кто в те времена достиг верхнего карниза королевского дворца.[374] Но, очутившись на большой высоте, он, то ли вследствие потери управления, то ли из-за просчета в определении минимума плотности, неожиданно был подхвачен резким порывом ветра: шар лопнул, и его отнесло к берегам Тибра,[375] где он, совершенно изорванный, валяется и поныне. Все это случилось, видимо, еще и потому, что у воздухоплавателя не оказалось парашюта, хотя, как правильно сказал Симплисио де Бобадилья,[376] нет лучшего парашюта, чем лопнувший шар.
Позже почти во всех странах многие смельчаки забирались на головокружительную высоту и даже держались там некоторое время. Однако в нашей стране совсем не было или почти не было людей, которые могли бы по-настоящему забраться набольшую высоту, – и это воспринималось как наша общая беда. Соединенным Штатам довелось увидеть, как человек – воздушный шар поднялся на предельную высоту и как он затем, ловко регулируя действие клапана, сумел в нужный момент плавно опуститься. Во Франции было совершено множество полетов: некоторые шары до сих пор еще находятся где-то в вышине, изумляя взоры многочисленных зрителей. Швеция может наблюдать одного из этих людей на своей самой высокой вершине.[377] Самым замечательным был, конечно, знаменитый подъем, завершившийся спуском на острове святой Елены.[378] Необходимо заметить, что бывают весьма славные снижения, которые походят на почетное отступление.
Но посмотрим, как обстоит дело с человеком-шаром в нашей стране. В 1808 году обнаружилось явное стремление пустить в воздух как можно большее количество воздушных шаров. Однако в этом деле мы были еще новички, и газ, наверное, был не лучше обыкновенного дыма, а потому часть воздухоплавателей вместе со своими шарами свалилась прямо в пролив; другие пытались продержаться некоторое время над континентом, но постепенно теряли газ, пока, наконец, сильный порыв ветра не прикончил итех и других.
Эксперименты пытались повторить в 1820 году, однако опыта, видимо, у нас не прибавилось: на этот раз люди-шары не учли северного ветра, который вдруг подхватил их, закружил, и дело кончилось тем, что одни из них погибли от удара молнии и упали бог весть где, другие, получив сильные повреждения, свалились на территории дальних стран и государств. Почти ни один из них не приземлился плавно. Но и на этот раз наука не приобрела никакого положительного опыта.
Но вот люди-шары снова делают попытку подняться; однако, наученные горьким опытом, наши современные Икары[379] с опаленными крыльями относятся теперь даже к газу, с помощью которого они поднимаются, с большой опаской. Вряд ли они сумеют взлететь выше, чем взлетел Роццо.[380] Для нас все они – Роццо.
Обратите, однако, внимание на характер человека-шара: сколько шуму перед полетом: «Взлетает! Сейчас он взлетит! Да, да, еще минутка, ион отправится в полет!» Какая популярность! Какой престиж! Наконец шар готов к полету, все верят, что он полетит. Посмотрите, как раздувается шар! Кому придет в голову сомневаться в прочности оболочки? Но уж так случается, что пока шар находится тут, на земле, возле нас, мы поражаемся его размерам, оснастке, расхваливаем его летные качества, однако по
