у которой глаза вдруг стали слишком уж ласковыми.
– Сколько… сколько меня не было? – выдавливаю я.
– Недолго, – мягко отзывается она. – Всего час или два.
Я киваю. Как будто это что-то меняет. Что бы мы здесь ни говорили, Рози не вернешь. Но мне надо о чем-то говорить. Пока говоришь – держишься. Я сейчас как фарфоровая чашка на самом краю стола. Порыв ветра, чье-то неловкое движение – и я опрокинусь на пол, разлечусь на куски.
– Она тяжело умирала? – спрашиваю я.
– Она ушла быстро, – говорит женщина. – Когда ты упала, она пыталась снова выстрелить в твою сестру, но ее сбила с ног собака. Она упала неудачно, ударилась головой о камень и умерла мгновенно. – Немного помолчав, она добавляет: – Мне жаль.
– Да, еще бы! Ты меня не знаешь, и ее никогда не знала. О чем тебе жалеть?
– Каждая смерть уменьшает нас всех. Нельзя даже сорвать стебелек травы, не изменив мира. Перемена может быть заметна не сразу, и тем не менее она есть.
– Ты не только о Рози говоришь, да?
Я вспоминаю всех этих гордых рогатых коней, которых мы загрызли, – мы с Рози и остальная стая. Единорогов, у которых такая пьянящая кровь. Это вам не какие-нибудь стебельки травы.
– Теперь я понимаю, в чем твоя беда, – говорит женщина. – Ты делаешь поспешные выводы и будто в камне их высекаешь. Они становятся вечными истинами. По крайней мере, для тебя.
– Не понимаю, о чем ты говоришь?
Она меня не слышит.
– Зло, которое ты причинила, – между тобой и теми, кого ты обидела. Я пришла не судить, а говорить с тобой.
– Да, как же! Только я не любительница болтовни.
– И я тоже. Я дала тебе дар, которого ты долго не замечала. А когда заметила, воспользовалась им неразумно.
– Ты это про сны?
– Я – о свете, горящем в тебе, – говорит она. – Сны приходят из этого света, но каковы они и что ты в них делаешь, зависит только от тебя.
– Ну, может, тебе стоило приложить к подарку инструкцию.
– Так не делается.
– Еще бы! – Я качаю головой. – Все вы одинаковые. Не важно, кто ты, могущественное божество – ты ведь божество, верно? – или влиятельный богач в моем мире. Все должно идти по-вашему. Да все и идет по-вашему, потому что у вас на руках все козыри. У маленького человека нет никаких шансов. По вашим правилам мы играть не можем – не тот у нас расклад, – а стоит попробовать изменить правила, чтобы хоть войти в игру, – вы тут же вышвыриваете нас за дверь.
– Не такая уж ты беспомощная, – говорит она. – Ты сама делала выбор – кем быть.
– Ты хочешь сказать, я
– Нет. Но как насчет того, что ты делала впоследствии?
– Да провались ты! Не моя вина, что мне сдали паршивые карты. Сыграла как могла.
– Раз уж тебе по вкусу картежные сравнения, ты не думала о том, чтобы выйти из игры и сдать по новой?
– Так не делается, – повторяю я ее слова. – Тем, кто на нижней ступени пищевой цепочки, вроде нас с Рози, нечего и думать о пересдаче.
– Твоя сестра начинала с того же, что и ты.
– Ну да. И смотри-ка, чего добилась!
– Да, смотри, – кивает женщина. – У нее есть друзья. Она прожила хорошую жизнь. Она помогала людям. Она приняла мой дар света и создавала картины, которые открывали двери воображения для других.
– А закончила калекой, прикованной к койке, которая ложку до рта донести не может! И много ей теперь проку от ее расчудесных друзей и распрекрасной жизни? Ты не думаешь, что этим ее друзьям надоест с ней возиться и они потихоньку слиняют из ее жизни?
– Ты полагаешь, ее нынешнее состояние было предопределено с самого начала? – спрашивает женщина. – По-твоему, своей жизнью она заслужила то, что с ней случилось?
– А ты как думаешь?
– Это был несчастный случай. Ни больше, ни меньше. Такое может произойти с каждым из нас.
– Только вот с такими, как ты, что-то не происходит, а? Вы порхаете по жизни, а остальные ковыляют, пачкаясь в вашем дерьме.
Грозовая туча уже давно собирается в ее глазах, только мне плевать. Что она мне сделает? Убьет? Я там уже побывала. Черт возьми, я уже все худшее перепробовала. Нечем ей меня напугать.
Вот мы и стоим, играем в гляделки, и, пожалуй, в ее глазах за яростью прячется капелька грусти обо мне, но это не помешает ей обойтись со мной так, как стоящие наверху всегда обходятся с копающимися в грязи.
