на Киерана. – Но все-таки кое-чего я не поняла.
– Например?
– Ну… например, насчет твоих телепатических способностей. У тебя от них не шумит в голове?
Киеран усмехнулся:
– Привыкаешь настраиваться… как радиоприемник. Но признаюсь, что иногда нет ничего приятнее, чем «молчание».
– А сейчас ты можешь прочитать мои мысли? Знаешь, о чем я думаю?
– Нет, этого я не умею. Я могу передавать мысли восприимчивому мозгу. Все остальное – «помехи»… И если продолжить сравнение с радио, это похоже на то, как ловишь определенную станцию, знаешь, что она где-то поблизости, а разобрать ничего не можешь. Лучше всего передаются эмоции.
– А как было… там, в ресторане? Когда я чувствовала то же, что чувствовал ты?
– Уж очень я тогда старался передать свои мысли, а у тебя высокая психическая восприимчивость. – Киеран снова протянул к ней руку. – Попробуй еще раз до меня дотронуться, – предложил он.
Сара помедлила, но все-таки протянула ему руку.
Она вздрогнула, когда их руки соприкоснулись, но на этот раз ничего не почувствовала.
– Странно, – сказала она, отдергивая руку. Закусив губу, Сара о чем-то задумалась. – Ну ладно. А этот твой учитель? Пожалуй, я готова согласиться с тем, что он… волшебник. Но ты действительно веришь в то, что он – перевоплощение какого-то давно умершего валлийского друида?
– Не перевоплощение. Он – тот самый друид и есть. Друид Мэлгвина. Его тогда звали Томасин Хенгр-т- хап.
– И это он… изгнал Талиесина?
– Ну да, – ответил Киеран. – Изгнал и на тысячу лет превратился в камень.
С тех пор как Сара нашла кольцо, она перестала верить в совпадения. Все, что произошло с ней после этой находки, слишком хорошо раскладывалось по местам, словно кусочки гигантской картины-головоломки. Ощущение было неприятное. Неприятно было и слушать ту же историю, которую рассказывал ей Талиесин, но только с точки зрения его противников. И хоть Сара и старалась сохранить невозмутимый вид, ее удивляло, что Киеран не почувствовал, как она уязвлена его рассказом. Может быть, колдовство не такая уж мощная сила, как о нем говорят? А может быть, Киеран еще не настоящий маг и всякие тонкости от него ускользают? Как бы то ни было, в присутствии Киерана она чувствовала себя неспокойно.
– Этот твой Томас Хенгуэр не производит впечатления доброго человека.
– Почему? Из-за того, что он изгнал Талиесина? Но ведь его заставил король.
Сара нахмурилась:
– Глупости. Нацисты тоже говорили, что они ни в чем не виноваты, потому что «просто выполняли приказ». Он должен нести ответственность за свои поступки. Ведь мог и отказаться.
– Тогда Том был другим.
– Как так?
Киеран почувствовал, что начинает раздражаться.
– Ты не понимаешь, – сказал он. – Ты с ним не встречалась. Если когда-то он и был злым, то потом изменился. Nom de tout! Ты думаешь, он любит вспоминать те дни? Таких добрых и мягких людей, как он, еще поискать надо!
– Ты так говоришь только потому, что он твой близкий друг. Вот и веришь в то, что Талиесин превратился в чудовище, которое хочет убить Хенгуэра.
– А ты, конечно, знаешь лучше?
– Я… – Сара растерялась. Еще не настало время рассказывать Киерану, кого она встретила возле скалы Персе. – Просто я не верю, вот и все.
– Слушай, – медленно проговорил Киеран, стараясь держать себя в узде. Он еще не встречал никого, кто бы так раздражал его, как эта девушка. – Так же как изменился Хенгуэр, так же изменился и арфист. Все очень просто. Талиесин жаждет мести. Она терзала его все полторы тысячи лет, если не больше. Господи! Да это изменит кого угодно!
– Ладно, ладно! – Сара не хотела встречаться взглядом с Киераном. – Давай не будем больше говорить об этом.
– Хорошо. А о чем ты хотела бы поговорить?
– Ни о чем.
Некоторое время они смотрели друг на друга, затем Сара опять отвела глаза.
– И как по-твоему, где сейчас твой учитель? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.
Киеран вздохнул:
– Не знаю. Я даже не уверен… жив ли он. Когда наш контакт прервался, я приехал в Оттаву искать его, я собирался… я, знаешь, надеялся, что найду его. Или хотя бы узнаю, не оставил ли он мне несколько слов. Или еще что-нибудь. А теперь я просто не знаю, что и думать.
– Я-то думаю, что нам надо выбираться отсюда.
– И что ты предлагаешь?