Талиесина.
– Откуда ты знаешь про него? – спросила она.
– Мы все его знаем.
– Но откуда тебе известно, что его знаю я?
Человечек усмехнулся:
– Это ты видишь меня впервые. Но я-то вижу тебя не в первый раз. Потому и знаю. А кроме того, – сразу добавил он, так что Сара не успела попросить его объяснить это странное заявление, – о чем бы ты ни думала, ты всегда думаешь о нем.
Так оно и было. Ее саму беспокоило то, что она так сосредоточена на арфисте. Интересно, почему она не может выбросить его из головы?
– Может быть, ты в него влюбилась?
– Может быть, – согласилась Сара, хотя уж слишком внезапно это случилось. Впрочем, наверное, так и бывает в волшебных странах, в Ином Мире например. Действительно, Талиесин, конечно, нравился ей так, как прежде никто не нравился. Может быть, он просто околдовал ее?
– Как тебя зовут? – спросила она человечка.
– Пэквуджи.
– Тебе это имя идет, – улыбнулась Сара.
– Еще бы! Это же мое имя.
– А меня зовут Сара.
– Я знаю, – усмехнулся Пэквуджи.
«Ладно, оставим это», – подумала Сара.
– Ты квин-он-а? – спросила она.
– Я – это я, – пожал плечами человечек.
Сара не могла не улыбнуться, потому что ей тут же представился смешной пучеглазый морячок из детских мультфильмов. Пэквуджи нахмурился.
– Это не я, – сказал он, прочитав ее мысли. – Я – хоночен-о-ке, одна из маленьких загадок бога Маниту. Когда Бабушка Жаба впервые улыбнулась, я был рядом. Я всегда один, но никогда не одинок. Выдра мне друг. И цапля тоже. Я бегаю взапуски с лисой и сплю в норе у барсука. Я Пэквуджи, и мой дом – весь мир.
– А что ты делаешь здесь? – рассмеялась Сара.
– Здесь? – Пэквуджи огляделся с преувеличенным вниманием. И, наклонившись к Саре, проговорил театральным шепотом: – Я пришел узнать, не желаешь ли ты прогуляться со мной?
– Куда?
– Куда угодно. – Он показал на сосну, росшую выше других на горном кряже за стойбищем квин-он-а. – Туда.
– Ладно, – сказала Сара. – Пошли.
– А пока мы идем, – добавил Пэквуджи, вскакивая на ноги, – я открою тебе одну тайну.
– Тайну? Какую?
– Не сейчас, не сейчас. Сначала пойдем, потом поговорим.
У Сары разыгралось любопытство, на сердце стало легче, как давно уже не было. Она тоже встала.
– Ну, веди меня, Макдуф. [79]
– Пэквуджи Макдуф, – сказал он. – Это я, правда?
Он прошелся колесом, потом из какого-то тайника между камней вытащил маленькую тростниковую дудочку и, прежде чем сунуть ее за пояс, исполнил на ней быструю мелодию.
– Не забудь свою музыку, – сказал он.
Сара пожала плечами и подняла гитару.
– А теперь? – спросила она.
– А теперь пошли! Хей!
– Теперь пошли! Хей! – повторила она и следом за ним стала подниматься на холм.
В вигваме было темно и душно, и Киерану понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к тусклому свету. Следуя примеру Ха-кан-ты, он, скрестив ноги, сел на место, которое она ему указала, и огляделся. Синс-амин заняла место напротив горевшего в центре костра, расположившись среди четверых молчаливых квин-он-а, пришедших раньше. С лежавшей перед ней тростниковой циновки она взяла деревянную маску, на которой была вырезана медвежья морда, и надела ее.
– Это из-за того, что тотемом является медведь, – тихо объяснила Киерану Ха-кан-та. – Это племя квин-он-а так близко по духу к моему народу рате-вен-а, что мы все в родстве с духовной энергией Великой Матери.
Пока члены Совета молча общались друг с другом, Ха-кан-та назвала Киерану имена остальных старейшин. Слева в большой маске лося с рогами сидела Хот-анс – Сестра Лося, Толковательница, слева от нее в маске поменьше, украшенной остренькими рожками, была Шин-са-фен – Та, Кто Лечит Барабанным
