Но ничего не происходит — просто он обнимает меня в ответ.
— Не будь мне чужой, — шепчет он мне на ухо.
— Никогда и не была, — отвечаю я.
И улетучиваюсь в Пограничные Миры, оставив его обнимать воздух.
Кажется, прошла целая вечность, прежде чем все они ушли из магазина. Не то чтобы Холли не хотела их всех видеть — это были ее друзья, в конце концов. По крайней мере большинство. А те, кто не был — матушка Крон и Хэзл, друг Бенни Рауль, — были ей интересны, так что она с легкостью могла бы с ними подружиться. Но сейчас Холли устала, и множество людей, перебивающих друг друга, звонящих по телефону, требующих ее внимания, пересказывающих те места истории, которые она и так знала, — все это сейчас было слишком для нее.
Ей нужно было отдохнуть от приключений, а не переживать их вновь и вновь.
Наконец с ней в магазине остались только Дик и Боджо. Она держала на руках Сниппет. Собачка задремала. Боджо стоял, прислонясь к письменному столу. Он был красив, как всегда. Дик, казалось, спал стоя. Но как только Кристи закрыл дверь за собой и остальными и они направились к его машине, домовой тут же очнулся. Он оценивающе посмотрел сначала на Холли, потом на Боджо.
— Старому домовому пора спать, — заявил он.
Холли это очень удивило, потому что ей казалось, что Дик вообще никогда не спит. Если он удалялся к себе в комнату, то лишь для того, чтобы читать до утра, когда он снова мог заняться делами в магазине, если, конечно, не вытирал пыль и не сортировал книги среди ночи, что тоже случалось. Но сейчас Холли поняла, что это был за оценивающий взгляд, и вспыхнула.
— Я рад, что вы вернулись, госпожа Холли, — сказал Дик.
У него в глазах появилось выражение ласкового понимания, которое напомнило Холли, что, хотя Дик и выглядит как ребенок, на самом деле он гораздо старше ее. И возможно, гораздо опытнее. Она вспомнила, как в торговом центре человечки не больше Дика ростом танцевали рядом с крошечными феями. И прикасались они друг к другу вовсе не невинно.
Дик уже отвернулся от нее.
— Спокойной ночи, господин Боррибл, — сказал он.
Он кивнул Боджо, коснулся пальцем своего лба и пошел вверх по лестнице в свою комнату. Когда хлопнула дверь, Боджо и Холли подняли друг на друга глаза.
Холли очень много хотелось сказать ему, но думать она могла только о том, как он красив.
— Ну вот, — сказал Боджо через некоторое время.
Холли кивнула.
«Говори же», — убеждала она себя.
Но слишком стеснялась.
— Надо бы сходить посмотреть, не натворили ли чего эльфы в доме Мэран, — сказал жестянщик. — Мне ведь поручено присматривать за ее квартирой.
Но он даже не пошевелился, чтобы идти.
«Ты мог бы остаться ненадолго и поцеловать меня», — подумала Холли.
Но голос у нее пропал начисто.
— Так что я немного волновался, — сказал жестянщик. — У вас есть мотоцикл?
Холли сначала только молча покачала головой, но потом от удивления у нее прорезался голос:
— Мотоцикл? А зачем?
— Рыжеволосая девушка в черной кожаной куртке на мотоцикле — чего еще мог бы желать жестянщик?
Холли покраснела до ушей, но ей все-таки удалось улыбнуться и сказать спокойным голосом:
— Волосы уже есть. Что до кожаной одежды, то это осуществимо. Хотя я предпочла бы кожзаменитель. Совсем как кожа, только не надо убивать животных.
— Это хорошо, что не надо убивать.
Она кивнула.
— А как насчет мотоцикла? — спросил он.
— Может быть, сойдет велосипед?
Некоторое время он пристально смотрел на нее, потом улыбнулся.
— Будь у меня сама девушка, — сказал он, — остальное меня бы уже не так волновало. Остальное образовалось бы.
Холли показалось, что у нее внутри где-то очень глубоко что-то растаяло. Сердце ее часто забилось.
«Эй, придержи коней, — сказала она себе. — Обдумай все».
Конечно, между ними сразу возникло взаимное притяжение, с той самой секунды, как он вошел в магазин, отозвавшись на ее сообщение на автоответчике Мэран. И потом, она не могла припомнить, когда в последний раз ею интересовался такой красивый мужчина, если, конечно, такое вообще когда-нибудь бывало.
Но ей также было известно, что опасность часто заставляет людей сближаться, а что может быть ближе секса?
И потом, ведь он жестянщик. Кочевой человек. Он может уйти неизвестно куда — совершенно неизвестно куда — в любой момент. Хоть завтра утром. А если не завтра, то на следующей неделе. В следующем месяце.
«А как же то, что ты чувствуешь сейчас, в настоящий момент?» — спросило ее сердце.
Она взяла его руки в свои и опустила голову.
— Только ничего не обещай, — сказала она, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее.
Он помедлил, его чудесные глаза с длинными ресницами были теперь так близко.
— Я всегда держу слово, — сказал он.
— Я знаю. Ты уже говорил. Но я не хочу, чтобы ты был связан чем-нибудь, кроме того, что чувствуешь. Мы ведь даже не знаем друг друга.
— Мы знаем все, что важно знать.
Холли улыбнулась:
— Нет, мы знаем только, что сейчас хотим быть вместе. И больше ничего.
— Так какого мужчину ты ищешь? — спросил он.
— Я ищу того, кто будет рядом со мной, — ответила она.
— Но я и…
Холли быстро приложила палец к его губам.
— Нет, — сказала она. — Никаких обещаний, никаких планов.
Он отнял ее палец.
— Но… — начал он.
На этот раз она заставила его замолчать, прижавшись губами к его губам.
Они были очень добры и хотели как лучше. Ей предложили жилье — свободную комнату в квартире Кристи и Саскии. И это ощущение, что тебя не любят просто потому, что ты не из этого мира, кажется, стало не таким сильным, по крайней мере в этой компании. Но Сюзи все-таки хотелось уйти и остаться одной.
Ей было о чем подумать.
У нее хватало воспоминаний — не только последних дней, которые, как она теперь знала, были настоящие. Но была еще и целая жизнь других воспоминаний — тех, которые в нее вложили, когда создавали ее. Проанализировав их — грубый муж, семья, которая отвернулась от нее, — Сюзи поняла, что все это из какого-то романа, из недр Вордвуда. Что-то слезливое, сентиментальное, но все же занимательное. Беллетристика.
Но воспоминания продолжали казаться настоящими. А ведь ничего не было. Жизни не было. Она «родилась» уже взрослой — такой, какая она сейчас.
Она не знала, как с этим быть. И, не зная, как ей быть с самой собой, она не могла сейчас общаться с другими людьми, как бы доброжелательны они к ней ни были.
