матери… Время шло… В один день сирота осталась одна на всем свете…
Молодая женщина наклонила голову и умолкла, лицо ее выражало ожесточенную борьбу и сверхъестественное усилие.
— Виола… Виола! Зачем вы молчите?…
— Опять настал мрак…
— А теперь?…
— Теперь я вижу… О! Наука — это роковой дар!
Виола Рени зарыдала, стала ломать руки и, казалось, уступала невидимой силе; она упала на колени перед регентом.
— Ваше высочество! — лепетала она. — Ради той, которую вы потеряли, не спрашивайте меня более!… Я у ног ваших, я умоляю вас! Из уважения к самому себе заставьте меня молчать… Вы видите, как я страдаю… Я желаю лучше умереть, но не говорить более…
— Всемогущий Бог! — воскликнул Филипп. — Что означают ваши рыдания и ужас, Виола? Виола! Где же моя дочь…
— Вы хотите знать это? — сурово сказала колдунья, приподымаясь; она гордо подняла голову, глаза ее блестели.
— О да, я хочу знать… я хочу…
— Итак, да исполнится ваша воля! Ваше высочество, мое имя не Виола Рени.
— Тогда как же зовут вас?
— Меня зовут Диана де Сен-Жильда!
— Дочь Герминии! Моя дочь! — закричал регент.
— Отец мой, отец мой… простите меня!…
— Тебя простить, дочь моя!… — промолвил Филипп, прижимая к груди обманщицу. — Я должен просить прощения!… В лице Герминии, в лице твоей матери… прости меня, умоляю тебя…
— Отец мой…
— Да, я был преступен… Но теперь сделаю тебя счастливой, и Герминия забудет о своем гневе… — Регент подошел к растерявшемуся Жерару, взял его за обе руки и сказал ему: — Да будет над вами благословение Божие. Вы, будучи учителем моей дочери, сделали ее великой по познаниям! Я от души благодарю вас за это. Моя благодарность к вам будет безгранична… Вы скоро в этом удостоверитесь. Диана, дочь моя, — сказал он Виоле, — сейчас же, при всех, я признаю тебя за свою дочь.
— Отец мой… отец мой, мне кажется, что это сон…
— Дивный сон, от которого ты не пробудишься более, подожди, Диана, подожди здесь, я сейчас же вернусь за тобой и представлю тебя моим придворным, которые скоро будут твоими…
Поцеловав еще раз в лоб молодую женщину, Филипп Орлеанский вышел в большую галерею, где толпа дворян ожидала его возвращения и с нетерпением желала узнать о результатах его переговоров с прорицательницею.
— Ну, что скажешь ты про это? — спросила торжествующая Виола, оставшись наедине с Жераром.
— Я говорю, что ты меня потрясаешь! — ответил последний.
— Что же страшит тебя?
— Суд над изменниками и меч палача, который отрубит им голову.
— Ах! Как ты глуп! — сказала Виола, презрительно пожимая плечами. — Ты видел — Филипп слепо верит в каждое мое слово, он без колебаний признал меня своей дочерью.
— Он верит сегодня, это правда! Но завтра, поразмыслив, он больше не будет верить… и увидит твой обман.
— Да, кто же откроет ему глаза?
— Здравый смысл. Как бы ни была ловка твоя выдумка, но она до того невероятна, что не выдерживает критики… Регент будет тебя расспрашивать… ты попадешь в свою собственную ловушку, будешь подавлена гнетом твоей же лжи…
— Я все предвидела… приготовила на все ответы… я могу все объяснить, даже невозможное…
— Даже славу, приобретенную Виолой Рени во всех городах Европы, в то время когда все знают, что Диана жила со своей матерью в Верене?
— Да, даже это…
— А если явится Диана?
— Она не появится больше…
— Если маркиз де Салье начнет говорить?
— Разве ты забыл, что его вторая женитьба приговаривает его к молчанию… Я повторяю, что я предвидела все… Несмотря на твои сомнения и боязнь, я сделаю тебя великим, потому что сама буду великой…
Пока Виола говорила с Жераром, регент вошел в большую галерею, подозвал к себе маркиза де Тианжа и начал с ним оживленный разговор вполголоса. Лицо последнего выражало большое удивление. Придворные, собравшись группами, шептались между собой.
— Вероятно, предсказательница сообщила ему радостное известие! — рассуждали они.
Виконт де Фан-Авен тер лоб и в сотый раз спрашивал себя:
— Как могла она узнать, что меня обокрали? Это пахнет чертовщиной!
У одной из дверей залы придворный лакей провозгласил:
— Господин маркиз и госпожа маркиза де Салье!
Маркиз вошел под руку с застенчивой Дианой; пока они подходили к регенту, в зале послышался одобрительный шепот.
Филипп Орлеанский, увидев маркизу, вздрогнул и, схватив за руку находившегося около него де Тианжа, прошептал ему на ухо:
— Маркиз, это видение?… Посмотрите… посмотрите!…
— Белокурая молодая девушка, которая прельстила вас своим голосом…
— Не правда ли, это, действительно, она?
— Да, ваше высочество, это она!
— Ваше высочество, — с поклоном сказал ему в это время де Салье, — я имею честь представить вам маркизу де Салье и осмеливаюсь просить вас уделить и ей часть той благосклонности, которой вы удостаиваете меня.
— Ваше высочество, — промолвила Диана дрожащим, едва слышным голосом, — благодарю вас за сделанную честь принять меня.
Филипп взял руку молодой женщины и поцеловал ее.
— Вы нам сделали честь, сударыня! — ответил он. — Господин де Салье один из преданных и любимых наших подданных… С сегодняшнего дня, сударыня, чувствуйте себя в Пале-Рояле, как у себя дома…
— О, ваше высочество… какая милость…
Регент сделал знак де Тианжу, тот подошел к двери комнаты, где находились Виола и Жерар, и поднял портьеру.
— У вас будут в Пале-Рояле свои покои, — продолжал Филипп, — того будет требовать возложенная на вас обязанность… Я жалую вас статс-дамой графини Рени!
Приведенная де Тианжем Виола вошла в залу сияющая, гордая и красивая.
Филипп Орлеанский подошел к ней, взял за руку и громко сказал:
— Графиня Рени, моя дочь…
Диана и де Салье тотчас же ее узнали.
«Дочь регента… Хильда!» — сказала про себя пораженная Диана.
«Хильда! Хильда жива!» — прошептал маркиз, отступая в ужасе.
Он почувствовал, что чья-то рука легла к нему на плечо и услыхал следующие слова:
— Двоеженец, молчите!…
Маркиз обернулся. Рядом с ним стоял бледный, но улыбающийся Жерар.
