Владетель Мессиака. Двоеженец

свои руки и если голова де Салье падет на плахе.

Было восемь часов утра, когда Геркулес де Фан-Авен переоделся и отправился в Шатиле. Сперва тюремный сторож наотрез отказался отвечать на вопросы. Но деньги сделали его сговорчивее. Он сказал, что нынешней ночью маркиз де Салье был заключен в тюрьму. Но когда Геркулес попросил провести к его другу, сторож заявил, что это невозможно, и остался неприклонен: напрасно виконт упрашивал его и обещал щедро наградить, все было бесполезно.

Геркулес понял, что настаивать бессмысленно, и он отправился к де Тианжу, рассчитывая на его влияние. Капитан гвардии тотчас же вышел к нему и радостно сказал:

— Как я рад вас видеть, виконт! Я только-только хотел послать за вами.

— За мной, господин маркиз? — спросил удивленный Геркулес.

— Да. Вы, вероятно, пришли ко мне просить за вашего друга?

— Да, господин маркиз, и просить вас позволить мне увидеть его.

— Нет, — сказал де Тианж, покачав головой, — в тюрьме вы будете ему совершенно бесполезны, тогда как иначе можете услужить.

— Услужить маркизу… Я на все готов.

— Можете ли вы проскакать тридцать лье за двенадцать часов?

— Постараюсь, хотя с почтовыми лошадьми это будет трудно сделать.

— Надо будет съездить в Вилеруа, поместье маркиза. Я дам вам резвую лошадь, вы поедете на ней до Конфлана. Там возьмете почтовых лошадей. На обратном пути вы опять возьмете моего коня, и он доставит вас обратно в Париж. Вы должны вернуться к девяти часам вечера.

— Можете смело рассчитывать на меня, я постараюсь в точности исполнить все, что вы говорите. Но что надо будет сделать в Вилеруа?

— Сейчас скажу

Получив от маркиза де Тианжа краткие инструкции, Геркулес поспешно вышел из Пале-Ройяля и отправился предупредить маркизу де Салье о своем отъезде. Он застал ее спящей. Не желая беспокоить бедняжку, Фан-Авен написал ей следующие строки:

«Маркиза, ваш муж находится теперь в Шателе. Его обвиняют в неуважении и в оскорблении его высочества, регента Франции, который, между нами будь сказано и как вы хорошо знаете, не стоит никакого уважения. Маркиза будут судить сегодня же, но так как суд людской — суд далеко не праведный, то его, вероятно, приговорят к смерти; мне это будет не менее вашего прискорбно, так как я знаю, что маркиз де Салье невинен.

Не теряйте надежды. У заключенного есть друзья, преданные ему. Они не оставят его. Я из их числа и сейчас оставляю Париж и еду по его делу. Надеюсь, что мое путешествие будет небесполезно для его спасения. Я возвращусь сегодня же вечером.

Имею честь быть вашим преданным слугой.

Виконт Геркулес де Фан-Авен»

Вложив письмо в конверт и запечатав, он отдал его слуге, приказав передать маркизе немедленно, как только она проснется. Затем Геркулес уехал.

Было около семи часов вечера. Виола Рени окончила свой туалет. В этот вечер Филипп Орлеанский хотел официально представить своей дочери графа де Куртене в качестве жениха.

Виола Рени то бледнела, то краснела от нетерпения, ожидая Жерара де Нойаля, который не возвращался с самого утра и не давал о себе никаких известий. Вероятно, он ожидал приговора над маркизом де Салье.

Наконец, когда пробило семь часов, открылась потайная дверь и явился Жерар.

— Ах! Как ты долго! — воскликнула Виола Рени.

— Я не мог прийти раньше, — ответил де Нойаль, — сейчас только произнесли приговор!

— Говори скорей!

— Он приговорен к смерти!

— За какую вину?

— За оскорбление королевского высочества в лице регента.

— Признавал ли он себя виновным?

— Он даже не защищался.

— Он никого не обвинял? Никому не угрожал?

— Нет. Его покорность и хладнокровие удивляли судей.

— А между тем, они все-таки его приговорили?

— И без колебания.

— Когда его казнят?

— Завтра… Не медлят, как ты видишь! Странная судьба этого маркиза! Вот уже четыре года, как мы готовим его смерть! Но он всегда выходит победителем! Вчера, например, он попал в наши сети в доме перевозчика. Его колют шпагами, в него стреляют из пистолета, он исчезает под водой, его считают давно умершим, а он все жив. Он спасается от шпаги, от пули, воды для того, чтобы наутро умереть под топором палача, как изменник. Он олицетворенная честность!

— Ты, кажется, защищаешь его! — оскорбилась Виола.

— Я удивляюсь, как подлы эти судьи! Да, честное слово, мне жаль его. Окончить жизнь под топором палача такому человеку, как он!

Виола Рени презрительно пожала плечами, потом прибавила:

— Может ли кто видеть заключенного до казни?

— Нет, впрочем, исключая трех человек.

— Кто же они? — с беспокойством спросила молодая женщина.

— Судья, смотритель и священник, который идет его исповедать.

— Не знаешь ли, кто будет у него из священников?

— Кого сам пожелает маркиз, а если он никого не назначит, тогда эту обязанность исполнит один из монахов какого-нибудь ордена. Таков обычай.

— Если бы он хотел говорить, то заявил бы уже об этом, — промолвила Виола. — По крайней мере, с этой стороны нам бояться нечего.

— А с другой? — спросил Жерар. — Имеешь ли ты известия о маркизе? Приходил ли к тебе Жак Обри?

— Нет еще… Найдет ли он ее? Обри должен ее найти! От этого зависит наше будущее, наша свобода, наша жизнь. Чтоб забрать Диану в свои руки, я бы не пожалела отдать половину своего состояния!

Едва Виола Рени умолкла, как в комнату вошел лакей и замер в почтительном поклоне.

— Что случилось? — нетерпеливо спросила Виола.

— Одна молодая женщина, вся в слезах, — ответил лакей, — умоляет вас, графиня, позволить ей видеть вас.

Глава XIV ВОЛЧИЦА И ЯГНЕНОК

— Имя этой дамы? — быстро спросила у слуги Виола.

— Она сказала, что не может назвать себя, но что она молочная сестра графини.

— Она! — промолвили в одно и то же время Жерар и Виола.

— Что прикажете сказать ей, графиня? — спросил слуга.

— Ступайте скорей за ней, приведите ее сюда! — воскликнула Виола. — Не медлите! Ступайте! Я жду