— Да, и она сказала еще…
— О чем?
— Что мой любовник — комический актер.
— И назвала его имя?
— Нет, потому что сама не знает. Но если судья велит навести справки, истина обнаружится…
— Вы отреклись?
— От всего!…
— Как себя держал господин де Жеврэ?
— Очень милостиво. Он признал слова Анжель за гнусную ложь… Но он поразмыслит, и кто поручится, что раздумье не повлечет за собой сомнение, а от сомнения до подозрения только один шаг.
Пароли казался очень взволнованным. Он ходил взад и вперед по комнате, то останавливаясь, то опять принимаясь шагать, и лицо его носило следы явной тревоги.
— Ах я несчастная! — с отчаянием воскликнула Сесиль. — Последствия ошибки будут тяготеть надо мной всю жизнь! Как я ненавижу дитя, бьющееся у меня под сердцем! Если бы зависело от моей воли его уничтожить!
Итальянец круто остановился и взял ее за обе руки. Выражение его лица совсем изменилось.
— Вы ненавидите это проклятое дитя? — спросил он каким-то шипящим голосом.
— Всеми силами души!
— Любите вы меня?
— Всем сердцем, как только возможно любить; моя привязанность к вам и есть причина ненависти к этому ребенку. Настанет день, когда, несмотря на всю вашу любовь и благородство души, один вид его возбудит в вас тяжкие воспоминания и выроет между нами глубокую пропасть.
— Любите ли вы меня настолько, чтобы повиноваться всему, что бы я ни приказал?
— Если вы прикажете умереть — я умру… Если вы велите совершить преступление — я ни на минуту не поколеблюсь.
— Так знайте же, что я так же ненавижу это дитя и по тем же причинам. Оно мне напоминает и всегда будет напоминать о поцелуях того человека…
Анджело замолчал, затем, сжав еще крепче руки девушки, спросил:
— Хотите, чтобы оно не появлялось на свет Божий?
Сесиль задрожала, а итальянец продолжал:
— Хотите уничтожить следы прошлого? Хотите, чтобы негодный актеришка никогда бы не посмел сказать: «Это дитя от меня!»?
«Как он меня любит», — подумала Сесиль и громко воскликнула с увлечением:
— Да, хочу! Приказывай, я повинуюсь… но не компрометируй свою будущность.
— Я медик, — возразил Пароли, — и знаю различные средства.
— Что надо делать?
— Не выходить из комнаты. Сильное волнение, перенесенное тобой у следователя, послужит нам на пользу; мы укажем на него как на причину твоей болезни. Ляг в постель и притворись нездоровой.
— А потом?
— Ты выпьешь приготовленное мною питье. Не заботься больше не о чем — скоро мы будем счастливы.
— Анджело, я верю тебе и обожаю тебя!
С этими словами губы Сесиль и Пароли слились в долгом поцелуе…
Итальянец хотел уйти, но приостановился в раздумье.
— Кроме свидания с Анжель, ничего не произошло у судебного следователя? — спросил он.
— Да, я совсем забыла тебе передать… Нотариус, хранящий завещание моего отца, прочел его вслух в присутствии Анжель Бернье и ее дочери.
— А, так и дочь ее была там! — воскликнул с живостью Пароли.
— Да. Она мне показалась очень больной, почти умирающей; с трудом держится на ногах, а ходить совсем не может без посторонней помощи.
— С какой целью читали завещание?
— Не знаю и даже догадаться не могу! Мне кажется, если докажут виновность Анжель Бернье, то ни мать, ни дочь не воспользуются наследством…
— Ошибаешься!
— Как так?
— Мать, как недостойная, не может наследовать, это правда, но лишение не простирается на детей. Закон точен, и в статье 730 значится, что дети не лишаются права наследства за преступление отца или матери.
— Так, значит, несмотря ни на что, значительная часть капитала, принадлежащего мне по праву, перейдет к незаконной дочери этой негодяйки?
— Да, если только…
— Что?…
— Она не умрет.
— Это может случиться с минуты на минуту, потому что она еле дышит.
— Милая Сесиль, верьте мне! Поступите так, как я велел: притворитесь больной, лягте в постель, и все пойдет хорошо.
Пароли поцеловал Сесиль в лоб и ушел. Бригитта прибирала в квартире, когда молодая девушка ее позвала.
— Бедняжка Бригитта, мне нездоровится, и я боюсь совсем расхвораться, — сказала Сесиль.
— Захворать? — вскричала с огорчением верная служанка. — Но господин доктор только что вышел отсюда! Он обеспокоен?
— Да, он велел мне лечь в постель, и я должна исполнить его совет.
— Ах, Боже мой, Боже мой!
— Он, однако, надеется, что нет опасности, — сказала Сесиль. — Раздень меня.
Через десять минут по возвращении доктора в кабинет оружейник и Пароли беседовали с глазу на глаз. Луиджи давал отчет о происшествиях дня.
— Придумал ли ты, как избавиться от девочки? — спросил Анджело.
— Да, только нет никакой возможности действовать одному.
— Чтобы не было помощников! — с живостью произнес доктор. — Я доверяю только тебе и вовсе не желаю посвящать кого бы то ни было в мои дела.
— В таком случае сами помогите.
— Отчего бы и нет, если это меня не скомпрометирует? Что придется делать?
— Прежде всего увезти девочку с улицы Дам…
— Куда?
— В какое-нибудь отдаленное, пустынное место, в неизвестный дом…
— Так необходима карета?
— Конечно!
— Кучер станет опасным свидетелем.
— Можно это устроить иначе.
— Каким образом?
— Да очень просто: купив лошадь и карету. Позволите распорядиться по моему усмотрению?
— Да, ив деньгах недостатка не будет. У тебя есть на примете дом?
— Нет, но я скоро найду.
— Что там произойдет?
— Мне кажется, вы сами должны знать, так зачем же и спрашивать? Объяснение подобного рода вовсе не шуточное дело.
— Но, как бы ни было пусто и уединенно место, кто-нибудь может невзначай заметить приход и уход. Это досадно…
— Это неизбежно. Невозможно заманить девочку на улицу иначе, как днем, и придется где-нибудь
