Эмма-Роза пошевелила губами. Руки ее отыскали голову Анжель, она привлекла мать еще ближе к себе.
— Мама, — лепетала она, — дорогая, милая мама, если бы ты знала, сколько я выстрадала с того дня, как мы расстались! Я уже отчаивалась в том, что мы когда-нибудь увидимся, и решила умереть!…
— Умереть — ты! — с ужасом воскликнула Анжель.
— Не огорчайся, мама, не плачь! Я утешилась. Пусть я ослепла, но я слышу твой голос, чувствую тебя… О, мама! Всего час назад я призывала смерть… Но теперь я хочу жить, потому что ты подле меня, и мы никогда больше не расстанемся.
С ужасом вспомнила Анжель про пятнадцать дней свободы, дарованных ей судебной властью.
Вдруг Эмма-Роза обвела комнату своими ничего не видящими глазами. В то же время она протянула руки, точно желая кого-то отыскать.
— Мама, — произнесла она неуверенным голосом, — сейчас, когда ты вошла, я слышала еще другие голоса. Ты была не одна?
— Нет, дитя мое…
— Кто же был с тобой?…
— Друзья…
— Какие друзья?
— Сестра твоего спасителя…
— Но ведь был еще кто-нибудь? — с живостью перебила Эмма-Роза.
— Да…
— Не можешь ли ты мне их назвать?
Леон дрожал, глаза его наполнились слезами, горло судорожно сжалось. Он бросился к постели девушки.
— Я тоже здесь, — произнес он еле слышным голосом.
— Леон, Леон! Стало быть, вы тоже не покинули меня!… Вы думали обо мне!…
— Покинуть вас! Но разве это возможно? Разве вы для меня не все? Разве вы не единственная моя радость?
— Увы! Я уже не та: я ослепла!
— Замолчи, дорогая! — прервала Анжель.
— Слепая, — повторил Леон, целуя руки Эммы-Розы. — Так что же?! Слепую я вас люблю еще больше, чем здоровую.
Эмма-Роза хотела ответить, но в это время раздался стук в дверь.
— Кто-то постучал, — сказала Софи. — Если бы это был мой брат, он не постучался бы, а просто сказал бы свое имя… Нужно ли открывать?
— Разумеется, — заметил Леон, — это, должно быть, Рене.
Софи открыла дверь, на пороге которой показались Фернан де Родиль и господин де Жеврэ, их сопровождал Рене.
— Войдите, господа… — сказала с некоторым волнением Софи.
Следователь вежливо раскланялся со своей любовницей.
Фернан де Родиль подошел прямо к Анжель.
— Ослепла! Она ослепла! — воскликнула та, увидев Фернана и указывая ему на дочь.
Огорчение Фернана де Родиля ясно выразилось в смертельной бледности, покрывавшей его лицо.
— Бедное дитя! — проговорил он. — Бедное дитя! — И, взяв Анжель за руки, прибавил: — Несчастная мать!
— Мама, кто это пришел? — спросила Эмма-Роза.
— Товарищ прокурора Фернан де Родиль и господин де Жеврэ, судебный следователь. Они были уже у тебя в Сен-Жюльен-дю-Со, моя милочка.
— Правосудие! — проговорила Эмма-Роза, задрожав всем телом.
— Вам нечего бояться правосудия, — проговорил Ришар де Жеврэ, подойдя к ней. — Его задача — защитить вас от врагов, найти виновников преступления. Рассказав нам все, вы не только поможете найти виновных, но и доставите вашей матери возможность доказать свою невиновность.
— Да кто же мог в ней усомниться хоть на минуту? Мама точно так же, как и я, жертва того человека, который убил моего дедушку и хотел убить и меня дважды.
— Значит, вы видели его?
— Да, сударь.
— Где же?
— В том доме, куда он завлек меня хитростью. О, западня была устроена очень ловко! Я узнала его с первого взгляда и поняла, что пропала. С помощью своего сообщника он заставил меня проглотить какое-то питье, от которого я и теперь еще чувствую страшную горечь во рту. Я потеряла сознание; а когда пришла в себя, то убийцы уже исчезли.
— Вы уверены, что один из виновников этого нового преступления — тот самый человек, который сидел в вагоне?
— Вполне уверена, сударь. Он, он схватил меня и выбросил на рельсы между Вильнёв-на-Ионне и Сен-Жюльен-дю-Со. О да, разумеется, это он!
— Вы и сообщника признали?
— Нет, сударь, потому что я вовсе не знаю его и никогда не видела раньше.
— Пожалуйста, опишите нам их приметы.
— Один из них, тот, которого я видела уже вторично, был переодет.
— Как?
— На нем была надета ливрея.
— К чему это переодевание?
— Да ведь он правил каретой, в которой они меня увезли.
— А другой?
— У другого было самое обыкновенное лицо, но бледное и болезненное, с красными, распухшими веками. Вообще он имел болезненный вид. Одет он был совсем просто, и ничто не могло привлечь к нему особого внимания.
— Что это за дом, в который вас отвезли?
— Он принадлежит сестре этого прекрасного человека, который спас меня, господина Оскара Риго, как я узнала впоследствии.
У судебного следователя вырвался жест изумления.
— Это осложнение весьма странно! — воскликнул он и, обращаясь к Софи, прибавил: — Прошу вас, mademoiselle, объясните нам это.
— О, сударь, надеюсь, что вы не будете подозревать моих друзей, этих добрых, самоотверженных людей, которые спасли меня от смерти, приютили и были так добры! Это было бы и ужасно, и жестоко, и несправедливо! — воскликнула Эмма-Роза, простирая руки.
— Будьте спокойны, — ответила Софи с легкой иронией в голосе. — Как ни предан господин де Жеврэ своим обязанностям, но я надеюсь, что даже у него не хватит духу заподозрить меня в сговоре с вашими убийцами.
— Однако, mademoiselle, — несколько смутясь, настаивал следователь, — как могло случиться, что эти злодеи избрали местом для совершения преступления вашу дачу, которая, кажется, находится в Ла-Пи, если я не ошибаюсь?
— Именно в Ла-Пи, вы ничуть не ошибаетесь, — по-прежнему иронически продолжала Софи. — Вот сведения, которые я могу вам дать, а остальное уже ваше дело.
И сестра бывшего носильщика рассказала все.
— Вы говорили о западне? Какого же рода западня была вам поставлена?
— Накануне я получила таинственное письмо, и в этом письме мне было сказано, что на другой день за мною приедут и отвезут к моей матери, которая будто бы убежала из тюрьмы, и мы вместе уедем из Франции.
