Поэтому, как только молодой итальянец отобедал и напился кофе, он сел в дилижанс, который и привез его на улицу Сен-Мишель, недалеко от улицы Monsieur-le-Prince, где жил молодой ординатор знаменитого окулиста.
Было еще далеко не поздно, и поэтому Пароли рассчитывал, что наверняка застанет своего земляка, отличавшегося крайне размеренным образом жизни.
Жервазони действительно был у себя, в скромной, но чистой и уютной квартирке.
Он сам отворил дверь и отступил в удивлении при виде произошедшей в Анджело перемены.
— Вот видишь, — сказал Пароли, — твои вчерашние советы, а также и твои деньги не пропали даром.
— Мои советы — быть Может, — пробормотал в смущении Жервазони, — но моих пятидесяти франков никогда бы не хватило на подобную экипировку.
— Да, но их хватило на то, чтобы с их помощью выиграть пятьсот. Я в последний раз попытал счастья… и результат доказал, что я поступил хорошо.
— Опять игра!
— Да, помилуй, я на глаза ведь никому не мог показаться таким оборванцем! Ну, а твоих пятидесяти франков было недостаточно для восстановления моего гардероба. Вот я и сказал себе, что деньги друга должны непременно принести счастье, и пошел играть, как идут на дуэль.
— Да ведь ты мог проиграть и снова остаться без гроша!
— Разумеется, но, как видишь, я выиграл!
— Обещаешь хоть теперь никогда больше не переступать порог игорного дома?
— Обещаю, и не только обещаю, но на этот раз сдержу обещание.
— Ну, я очень рад. Хочешь, пообедаем вместе?
— Нет, спасибо, я обедал. Я пришел проститься с тобой.
— Проститься? Ты уезжаешь из Парижа?
— Да, сегодня же.
— Куда же?
— В Англию.
— Надеешься сделать там карьеру?
— Да.
— Расскажи-ка мне все это хорошенько!
— Видишь, вчера, когда я вышел из «Auberge des Adrets», я повстречал одного человека, которого ты совсем не знаешь, и получил от него кой-какие указания. Дело в том, что один известный английский окулист, носящий громкое имя и стоящий во главе большой, известной лечебницы, ищет ординатора- француза, который бы немного знал и по-английски. Ну, по-английски я могу объясняться настолько, чтобы меня поняли. Может быть, мы и сойдемся с англичанином. На всякий случай я отправляюсь в Плимут. Если не удастся — ну, что же делать, вернусь обратно! Попытка не пытка!
— Итак, ты действительно имеешь твердое намерение остепениться?
— Я не буду уверять тебя, а докажу это на деле, и, надеюсь, в самом непродолжительном времени.
— Ну, старый товарищ, — радостно воскликнул добрый Жервазони, — поздравляю тебя от всего сердца с такой быстрой переменой к лучшему, на которую я, признаюсь, не рассчитывал вовсе! Поезжай же, и желаю тебе успеха! Через какое-то время все забудут твои увлечения и ошибки, и ты вернешься в Париж, высоко неся гордую, светлую голову!
— О, я вернусь, можешь быть уверен. Ну, дай руку, до свидания! Перед отъездом мне еще надо многое сделать. Кроме того, человек, который посоветовал мне отправиться в Англию, обещал дать мне рекомендательное письмо, а это, согласись, не лишнее.
— Иди же с Богом, да смотри не забудь захватить все свои аттестаты и дипломы!
— Они уже у меня в чемодане.
— Считаю излишним повторять, насколько я желаю тебе счастья! Ты знаешь, что моя дружба и самые лучшие пожелания всецело принадлежат тебе. Смотри напиши оттуда!
— Непременно напишу через несколько дней.
Друзья горячо обнялись, и затем Пароли, не имевший ровно никакого багажа, отправился, не заходя домой, прямо на вокзал.
Он решил уехать поездом, отходящим из Парижа в два часа пополудни.
Жервазони, искренне преданный другу, положительно, не помнил себя от радости. Он верил ему и ни минуты не сомневался в его отъезде в Англию.
«И во сто раз лучше, что он будет за границей! — рассуждал сам с собой добряк итальянец. — По крайней мере он хоть на первое время будет вдали от всех здешних дурных знакомств, которые так пугали меня!»
Пароли приехал в Марсель на следующий день.
В декабре в четыре часа уже бывает темно так, что окончание путешествия молодого человека совершилось уже при полном мраке.
Весь город был, по обыкновению, прекрасно освещен.
Экипажи отелей ждали пассажиров у вокзала, а слуги выкрикивали достоинства своего заведения, стараясь при этом, насколько возможно, унизить конкурентов.
Анджело, уставший после почти полутора суток, проведенных в вагоне, захотел поразмяться и пошел пешком. Довольно быстро он пришел на набережную Братства, где находился роскошный отель «Beausejour», и вошел в кафе.
В городе было очень холодно.
Молодой человек сел за столик и заказал горячий американский грог. Ему подали тотчас же.
— Я желал бы комнату на несколько дней, — обратился Пароли к слуге. — Будьте так любезны, устройте мне это.
— Хорошо, сударь. Вы путешествуете один?
— Да.
— Вы будете кушать за табльдотом?
— Право, пока я еще ничего и сам не знаю. Это будет зависеть от дела, которое привело меня сюда. Может весьма легко случиться, что я буду возвращаться в разные часы. Сегодня вечером я пообедаю в отеле.
— Слушаю, сударь. Я сейчас же похлопочу насчет комнаты.
Слуга вышел из кафе в дверь, которая сообщалась с отелем, и вернулся через несколько минут.
— Я забронировал для вас комнату на втором этаже. Вид на набережную. Номер комнаты десятый.
— Благодарю.
Пароли допил свой грог и отправился в контору отеля.
— Угодно вам взглянуть на мои документы? — спросил он портье.
— О, сударь, не нужно! Прошли те времена, когда нужны были целые вороха бумаг, чтобы иметь возможность переночевать в отеле. Да и заметьте, что у настоящих мазуриков всегда все бывает в порядке. Теперь мы уже привыкли верить приезжим на слово. Потрудитесь сказать мне ваше имя.
— Жюль-Арман Баскон.
— Профессия?
— Коммивояжер.
— Откуда?
— Из Тулона.
— Больше ничего не требуется.
— Сколько я вам должен?
— Если захотите обед и завтрак — десять франков в день. Стол здесь отличный.
Итальянец хотел ответить, но не успел, потому что в эту минуту в контору вошел человек лет пятидесяти пяти.
— Monsieur Бернье, — сказал портье, поклонившись вошедшему с видимым уважением, — вам
