— Должно быть, это Поль Арман… наверняка он… Лом и инструменты, которыми здесь орудовали, совсем новенькие; их явно специально для этого и купили. Когда мы пришли, тот человек был здесь и успел улизнуть.
Затем они вновь принялись за обыск. Тщательно осмотрели всю мебель, вскрыли сундуки и перерыли их содержимое. К трем часам ночи все было закончено, и представители закона подписали протокол обыска.
Ночь Аманда провела просто ужасно. Рауль не вернулся. Что же произошло? В семь утра она оделась, решив поехать на улицу Асса, к Этьену Кастелю. Одеваясь, девушка то и дело выглядывала в окно. Внезапно показалась карета; она быстро подъехала к дому, остановилась, и из нее высунулся Рауль.
— Иди сюда скорее! — крикнул он Аманде.
Девушка поспешила к нему.
— Ты не пойдешь домой? — спросила она.
— Мне нужно ехать на улицу Асса, и как можно скорее… я достал бумаги.
— Наши?
— Да… и вдобавок нашел свидетельство о смерти Поля Армана… Овид Соливо домой так и не вернулся…
— Его арестовали, — сказала Аманда.
— Арестовали! — удивился Дюшмэн. — А ты откуда знаешь?
Примерщица госпожи Опостин коротко рассказала о том, что произошло накануне в «
— Лучше и не придумаешь! — воскликнул Рауль. — А теперь тебе пора на работу. Я потом расскажу все, что произойдет дальше. Уверен, что господин Кастель будет очень доволен. Садись в карету. По пути на улицу Асса я отвезу тебя на Сент-Оноре.
Этьен Кастель тоже не спал этой ночью. Как и Аманда, он с тревогой ожидал Рауля.
В шесть утра он встал с постели и отправился в мастерскую, где принялся со все возраставшим нетерпением ходить из угла в угол. Художник размышлял о том, почему Дюшмэна до сих пор нет, и начал уже побаиваться, не попал ли тот в беду, столкнувшись нос к носу с Овидом Соливо.
«Неужели все рухнет именно сейчас, когда я чувствую, что вот-вот прольется наконец свет на альфорвилльскую тайну и всплывет вся правда о совсем недавних преступлениях? Неужели Рауль Дюшмэн попался и Овид убил его?» — думал художник.
Пребывая в мрачном состоянии духа, он рухнул на диван и погрузился в свои мысли, как вдруг дверь открылась, и на пороге появился лакей.
— Сударь, грузчики за картиной пришли…
— Пусть заходят!
Как только грузчики вошли, художник показал им ящик, в который была упакована предназначавшаяся Жоржу Дарье картина.
— Обращайтесь с ней поосторожнее, а картонную лошадку, что стоит рядом, не трогайте, я сам ею займусь.
— О! Мы свое дело знаем, господин Кастель… — ответил один из рабочих. — Вы же, наверное, не забыли, что мне невпервой ваши картины перевозить, и всегда все было как надо. Ну-ка, приятель, бери ящик за тот конец, а я возьмусь за этот.
Грузчики ухватили ящик за оба конца. Картина хоть и не была непомерно большой, но все же оказалась довольно тяжелой. То ли руки у одного из грузчиков соскользнули, то ли он оказался недостаточно ловок, но он выпустил из рук ящик как раз в тот момент, когда его товарищ уже поднимал его; картина, потеряв равновесие, грохнулась на пол, опрокинув и раздавив картонную лошадку.
— Медведи чертовы! Неужели нельзя было поосторожнее? — вскричал художник, вскочив из-за стола, где писал в этот момент записку своему бывшему воспитаннику.
— Мы-то тут при чем, господин Кастель? Она сама из рук выскользнула… — оправдывался грузчик, почесывая ухо. — Картина совсем не пострадала. Боюсь только, что лошадка теперь никуда не годится: она под картиной. К счастью, это не слишком дорогая вещь.
Рабочие вновь взялись за ящик, подняли его и — на сей раз вполне благополучно — вынесли вон. Картонная лошадка была раздавлена в лепешку. Живот у нее лопнул, из него вылезли пакля и какие-то смятые бумажки.
— Что я теперь скажу Жоржу? — прошептал Этьен, пнув ногой жалкие останки. — Он ведь хранил эту игрушку как милое его сердцу воспоминание!
Раздавленная лошадка скользнула по паркету, оставив за собой целый шлейф из пакли и бумажек; Этьен заметил их, но не стал ими интересоваться — нужно было дописать письмо Жоржу.
«
Этьен встал из-за стола, взгляд его вновь упал на останки лошадки, валявшиеся среди вылезших из ее живота бумажек и пакли.
— Набита не хуже троянского коня! — пробормотал он, подбирая все с пола. — И кто же туда столько всего напихал?
С этими словами он принялся разглядывать выпавшие из нее внутренности. И вдруг, развернув какую-то измятую бумажку, замер, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Лицо его внезапно побледнело. Внимание его привлекла подпись: уж здесь он никак не ожидал увидеть это имя.
— Жак Гаро! — пробормотал он. — Это письмо Жака Гаро Жанне Фортье! Господи! Неужели… неужели…
И срывающимся от волнения голосом вслух прочел:
— «
Черт возьми! — воскликнул художник, закончив читать. — Это же то самое письмо, о котором говорила
