А госпожа Аманда пребывала в отвратительнейшем настроении. Она намеревалась, как обычно, пообедать с «бароном де Рэйссом», а тот не только не пришел, но даже не потрудился предупредить ее. Днем примерщице госпожи Огюстин принесли письмо, пришедшее по почте; оно было от ее непритязательного воздыхателя. В конверте она обнаружила тысячефранковый билет и известие о том, что Арнольд неожиданно вынужден уехать, и довольно надолго.
Бережно отложив в сторону тысячефранковый билет, Аманда в гневе смяла письмо. Неужели этот внезапный отъезд означает разрыв? Или он и впрямь уехал?… Ну как тут что узнаешь! Овид неплохо позаботился о том, чтобы лишить ее и малейшей возможности как-то напасть на его след…
Жестокий удар постиг Люсьена Лабру, когда он прочел письмо. Люси едва не умерла… а его не было рядом, он ничем не мог ей помочь… Душа его просто разрывалась… Что же делать? Бросить порученную ему работу и сейчас же ехать в Париж? Подвести тем самым хозяина, так доверявшего ему? Как же можно?
Определенно никак нельзя. Придется дождаться завершения работ в Бельгарде, довольствуясь ежедневной перепиской с Люси.
В особняке на улице Мурильо жизнь шла своим чередом. Поль Арман решил на время воздержаться от разговоров с дочерью о Люсьене Лабру. Молодой человек в письмах хозяину избегал каких-либо упоминаний о Мэри.
А девушка пребывала все в том же состоянии. Ни словом не упрекая отца, она молча страдала, замкнувшись в себе, стараясь скрыть раздиравшую ей душу боль; тем не менее отец, прекрасно понимавший ее без всяких слов, уже подумывал о том, не лучше ли ускорить возвращение Люсьена в Париж. Но разве внезапный вызов, не мотивированный достаточно серьезными причинами, не будет выглядеть подозрительно? И он из осторожности тянул время.
Прошло десять дней.
Люси — к великой радости Жанны Фортье и госпожи Опостин — вернулась из Буа-Коломб на набережную Бурбонов. И сразу взялась за работу; однако слишком утомлять себя ей было запрещено: хотя она и выглядела уже вполне здоровой, рана время от времени давала о себе знать. Тем не менее она успешно сметала все наряды, заказанные госпожой Арман.
Мэри чувствовала себя плохо, пребывала в глубокой печали и тоске, почти не выходила из дома и не имела ни малейшего желания заниматься заказанными госпоже Опостин платьями. Она ничего не знала о произошедшем с мастерицей несчастном случае, а если бы случайно вдруг и узнала, ей бы и в голову не пришло, что она имеет к нему самое непосредственное отношение.
Несколько дней спустя после возвращения в свою маленькую квартирку на набережной Бурбонов Люси, чувствовавшая себя не так уж плохо, попросила мамашу Лизон узнать, как быть с примеркой. Госпожа Опостин велела передать девушке, что если та в состоянии уже выходить из дома, то будет очень мило, если она сама съездит на улицу Мурильо. Поэтому на следующий день около полудня Люси отправилась к клиентке; мамаша Лизон, решив избавить девушку от необходимости нести картонки, вызвалась проводить ее до дверей особняка.
Поль Арман с дочерью как раз заканчивали обедать. Вошедший в столовую лакей доложил:
— Там к барышне пришла портниха. Говорит, принесла платья для примерки.
Мэри сильно побледнела.
— Люси? — взволнованно спросила она.
— Да, барышня… назвалась она именно так…
— Люси! — вскричал в свою очередь Поль Арман и, буквально побелев от ужаса, вскочил из-за стола.
Мэри не поняла — да и не могла понять, — почему отец так перепугался.
— Я не приму ее, папа! — сказала она. — Я не желаю ее принимать…
Ее слова несколько успокоили миллионера. Он вдруг понял, что едва не выдал себя. Значит, Люси жива! Но как же это? Или Овид бесстыдно солгал, утверждая, что убрал ее? В любом случае необходимо удостовериться, что это действительно она, а для этого придется ее впустить. Поэтому он склонился к дочери и тихо — так, чтобы слышала только она — произнес:
— Я не смог совладать с собой и поддался гневу, но сожалею об этом, ибо гнев здесь неуместен…
— Неуместен? — удивилась Мэри.
— Именно так. Ведь девушка и не подозревает, что стала причиной твоих страданий. У нее и в мыслях не было причинять тебе боль… С какой же стати и под каким предлогом ты выставишь ее сейчас за дверь? Поэтому прими ее сегодня как ни в чем не бывало, а потом просто попросишь госпожу Огюстин впредь присылать к тебе другую мастерицу.
— Вы абсолютно правы, папа.
Поль Арман повернулся к лакею — тот стоял и ждал, пока отец с дочерью тихонько совещались, — и приказал:
— Пригласите ее…
Слуга вышел и через несколько секунд привел в столовую Люси. Мастерица была очень бледна, явно взволнована и, похоже, с трудом держалась на ногах. Мэри заметила, что девушка очень изменилась с тех пор, как она ее видела в последний раз, однако это ничуть не растрогало ее.
— Что вам угодно? — высокомерно спросила она.
Люси слабым голосом ответила:
— Я пришла примерить на вас платья, сударыня. Знаю, я сильно задержалась с этой работой, но не по своей вине. Так уж вышло: я оказалась жертвой преступления и поэтому довольно долго не могла работать…
Услышав это, Поль Арман вздрогнул.
— Жертвой преступления? — воскликнула Мэри; в ней уже разгоралось любопытство. — И что же с вами случилось?
— Меня пытались убить… я просто чудом выжила…
— Вы были ранены, сударыня? — совершенно спокойно поинтересовался Поль Арман.
— Да, сударь, рана до сих пор дает о себе знать… Меня ударили ножом и пытались ударить еще раз, но по счастливой случайности лезвие наткнулось на планку корсета и сломалось… Только поэтому я и жива — второй удар непременно прикончил бы меня.
— Вам и в самом деле очень повезло… Преступник, надо полагать, арестован?
— Нет, сударь, но есть все основания надеяться, что в самое ближайшее время его поймают…
От этих слов холодный пот выступил крупными каплями на висках миллионера.
— Вы наверное, довольно точно описали полиции его внешность?
— Нет, сударь… В темноте я и разглядеть-то его толком не успела. Скорее всего это был какой-то бродяга-грабитель, их ведь столько теперь развелось в пригородах Парижа. Он напал, чтобы ограбить меня…
— А! Значит, вас еще и ограбили?
— Да, сударь… украли часы и кошелек…
С того мгновения, как Люси появилась в дверях столовой, Поль Арман с явным и все возраставшим интересом разглядывал ее. Он всматривался в черты ее лица, следил за выражением глаз, вслушивался в ее голос.
«Странно, — размышлял он, — такое впечатление, будто я уже видел когда-то это лицо… и слышал этот голос… Хотя точно знаю, что никогда прежде не встречал эту девушку…» Внезапно его осенило.
«Надо же… — подумал он. — Вылитая Жанна Фортье в молодости…»
Отметив это поразительное сходство, Жак Гаро тут же вспомнил, что во время альфорвилльского пожара дочь Жанны находилась у кормилицы в Жуаньи, а также и о том, что Люси выросла в приюте. Об этом рассказала ему Мэри. И в голове у него внезапно мелькнула догадка.
«А вдруг она ее дочь?» — подумал он.
Люси, едва живая от слабости, похоже, оглядывалась в поисках какого-нибудь предмета, на который можно опереться. Заметив это, Поль Арман поспешно придвинул ей стул.
— У вас утомленный вид, сударыня, — сказал он, — садитесь же!…
Столь благосклонное отношение к Люси больно уязвило Мэри.
