Время от времени ослепительная молния раздирала этот мрак. Тогда на полсекунды твердь небесная походила на горящий купол. Потом молния угасла и победоносный мрак казался еще непроницаемее. Под гнетом этой душной атмосферы, цветы и листья испускали упоительное благоухание, носившееся в воздухе, пропитанном электричеством. Это была ночь, исполненная ужаса и любви.
Ночная лампа, стоявшая на геридоне в углу спальни Анриэтты, проливала слабый и неясный свет. Молодая женщина не могла спать. Завернувшись в длинный белый пеньюар и облокотясь на каменную балюстраду балкона, за опущенными шторами, Анриэтта испытывала какое-то странное волнение, какую-то необъяснимую томность. Может статься, без ее ведома, душа ее сладостно предавалась мыслям о любви, сладостным мечтам.
«Боже мой! – думала Анриэтта. – Как жестоки были те, которые устроили мне жизнь скучную и печальную, вместо той счастливой жизни, о которой я мечтала! Как они были жестоки! Как я проклинаю имя, которое ношу! Как я проклинаю этот титул, это звание и это богатство, в которых мне завидуют! Зачем я не дочь бедного крестьянина, неизвестного земледельца! По крайней мере для них счастье возможно! Если они любят, то могут отдать свою жизнь тому, кому отдали душу… Их не бросают в объятия старика, не велят их сердцам умолкнуть и перестать биться; они не слышат, как каждый день низко оскорбляют человека, которого они сделали своим кумиром… Они счастливы! Да! Очень счастливы! Анри, я никогда не буду принадлежать тебе, но моя душа стала твоей навек!.. Тебе отдаю я все мои мысли! Где ты? Зачем Господь не позволил, чтобы ты был возле меня… возле меня беспрестанно? Зачем Бог не позволил, чтобы я была твоей женой… твоей преданной и верной женой? Как я любила бы тебя! как я буду любить тебя! как я люблю тебя!..»
Так думала Анриэтта и мало-помалу углубилась в мечтательность, грустную и нежную. Сердце ее билось неправильно и сильно, грудь тяжело поднималась, шум раздавался в ушах… Волнение ее увеличивалось с каждой минутой, и ей казалось, что давно предвиденное и давно желанное событие осуществится наконец.
Вдруг ей послышался позади легкий шум. Она с живостью обернулась. Граф де Можирон был у ее ног и еще шевелившаяся портьера показывала, каким путем вошел он в комнату. Первым движением молодой женщины было броситься назад с восклицанием удивления и почти ужаса. Горестный и страстный жест Анри удержал ее на месте.
– О!.. Вы… здесь!.. прошептала она.
– Да… – пролепетал де Можирон.
– Как вы осмелились?..
– На что не осмелюсь я, чтобы приблизиться к вам!
– Разве вы не думаете, что можете погубить меня?
– Я не думаю ни о чем, кроме того, что люблю вас… что я упоен… что я без ума… и что умру, если не буду вас видеть…
– Неблагоразумный!..
– Скажите, влюбленный!..
– Но наконец, чего же вы от меня хотите?..
– Слышать вас… смотреть на вас… дышать тем воздухом, которым дышите вы… вот и все.
– Ну! Вы меня слышали… вы меня видели… теперь… – Анриэтта колебалась.
– Теперь? – повторил граф де Можирон.
– Вы уйдете, не правда ли?.. – продолжала маркиза тоном мольбы.
– Уйти?!. – вскричал Анри.
– Да, уходите…
– Уже?
– Так надо…
– Я только что пришел.
– Друг мой, я хочу этого… или лучше сказать, я прошу вас об этом!
– Зачем?
– Могу ли я оставаться с вами одна… ночью?
Произнеся эти слова, маркиза де Рокверд стыдливо завернулась в свой пеньюар. Граф де Можирон, все остававшийся на коленях перед Анриэттой, вдруг встал.
– Если вы меня прогоняете, – сказал он дрожащим голосом, в котором слышались слезы, – я повинуюсь… я ухожу…
И он медленно пошел к двери. Маркиза удержала его.
– Анри… – сказала она слабым голосом.
Граф де Можирон остановился.
– Разве мы расстанемся таким образом?.. – спросила молодая женщина умоляющим голосом. – Расстанемся… вы – раздраженным, а я – с сердцем, полным и моим горем и вашим!
И она протянула графу де Можирону руку, которую тот не взял.
– Как!.. – вскричала Анриэтта с отчаянием. – Как! Вы раздражены против меня до того, что не берете руки моей!
– Прежде, – прошептал молодой человек, – вы меня любили… по крайней мере, вы говорили мне это…
