– Ты храбр! – вскричал он наконец, – храбр, как старый солдат!
– Не знаю, – возразил Рауль.
– Как? Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что не знаю, храбр ли я; я только ничего не боюсь, вот и все.
Это было тонкое различие. Услышав его, маркиз не мог удержаться от улыбки во второй раз.
– Дитя мое, – сказал он, – ты здешний?
– Разве вы никогда меня не видали, маркиз? – спросил Рауль с удивленным видом.
– Нет, не видал, по крайней мере никогда не замечал…
– Я местный.
– Как тебя зовут?
– Рауль.
– Как зовут твоего отца?
– Роже Риго.
Маркиз нахмурил брови.
– Отставной гвардейский солдат?
– Да, маркиз.
– Беден он, не так ли?
– Очень беден.
– И живет браконьерством, как говорили мне лесные сторожа, – прибавил маркиз.
– Ваши сторожа солгали! – с гордостью вскричал Рауль.
«О чем я говорю с этим ребенком? – подумал маркиз. – Сын не может и не должен обвинять отца!»
Наступила минута молчания, потом Режинальд продолжал:
– У отца твоего много детей?
– Нет, я один.
– Твой отец тебя любит?
– Не думаю.
– Стало быть, он дурно обращается с тобой?
– Иногда.
– К чему он тебя приучает?
– Ни к чему. Он научил меня только читать. Он сам больше ничего не знает, и я также.
– Хочешь ты научиться чему-нибудь другому?
– О! да!.. Но это невозможно!
– Думал ли ты когда-нибудь о будущем?
– А что такое будущее, маркиз?
– Это время еще отдаленное, в которое ты перестанешь быть ребенком и станешь взрослым мужчиной.
– Да, я часто об этом думал.
– Что же ты намерен делать, когда наступит это время?
– Как только вырасту, я определюсь в солдаты, пойду на войну, чтобы возвратиться офицером и богатым.
– Разве ты хочешь иметь деньги?..
– Очень хочу.
– Зачем?
– Затем, что отец мой твердит беспрестанно, что человеку богатому не остается ничего желать, и что тогда пользуешься всеми удовольствиями и всевозможным счастьем на свете.
Маркиз вздохнул и обратил к небу глаза, наполнившиеся слезами, потом с грустью прижал к губам медальон с волосами тех, которых он так любил и которых еще до сих пор оплакивал. Рауль приметил эту грусть и не сказал более ни слова. Маркиз де ла Транблэ продолжал:
– Дитя мое, я сам хочу отвести тебя к отцу и сказать ему, что я обязан тебе жизнью…
– Как хотите. Только, пожалуйста, постарайтесь, чтобы он не прибил меня, а то вот уже два дня, как я убежал из дома…
– Будь спокоен, он до тебя не дотронется; но скажи мне, дитя мое, зачем ты убежал от отца.
– Я боялся, чтобы он не прибил меня.
