– Точно так.
– Обязуетесь ли вы, господин Дюран, отвечать правду, какой бы вопрос ни задал я вам?
– Обязуюсь.
– Очень хорошо. Потрудитесь же сказать мне, нет ли у вас в числе ваших жильцов одной знатной дамы, вдовствующей графини де Сент-Анилль, с дочерью?..
Эти слова поразили Дюрана как будто громом. Хотя он не мог угадать, в чем было дело, но задрожал, испугавшись за свою жилицу, и отвечал или скорее пролепетал трепещущим голосом:
– Точно так.
– Прекрасно! потрудитесь же, господин Дюран, указать мне квартиру этих дам…
– Это на втором этаже…
– На какой лестнице?
– На этой самой…
– Не угодно ли вам проводить меня?..
– Сейчас.
Дюран ни жив ни мертв пошел вперед, спотыкаясь на каждой ступени. Дойдя до дверей квартиры графини, он поклонился и хотел уйти, но полицейский сказал ему:
– Я Легу, экзекутор уголовного суда, приказываю вам, господин Дюран, следовать за мною и служить мне свидетелем в том, что будет происходить…
На это нечего было возражать. Дюран поневоле покорился необходимости. Полицейский позвонил. Отворил лакей.
– Графиня ложится почивать и не принимает, – сказал он.
Полицейский улыбнулся.
– Доложите ее сиятельству, – сказал он, – что полицейский чиновник с поручением от господина кардинала просит чести быть принятым, несмотря на позднее время.
Лакей понял, пропустил посетителей и проводил их в залу.
– Я сейчас пошлю горничную доложить ее сиятельству, – сказал он.
– Просите также пожаловать сюда и мадемуазель де Сент-Анилль, – прибавил полицейский.
– Слушаюсь.
– Мы подождем здесь.
Лакей вышел. Полицейский и Дюран остались одни.
XII. Отъезд
Около десяти минут продолжалось ожидание, но не было сказано ни одного слова.
Полицейский сел в большое кресло, облокотился на свою трость и оставался бесстрастен. Дюран – что вполне доказывало доброту его сердца – дрожал всеми членами, как будто величайшее несчастье готово было обрушиться на него.
Наконец дверь растворилась. Графиня де Сент-Анилль с дочерью показались на пороге залы, где их ожидали полицейский Легу и дрожавший от страха Дюран. Последний, только что усевшись на стул, потому что ноги его подгибались, вдруг вскочил как бы от прикосновения электрической искры, вырвавшейся из вольтова столба. Он увидал бледное лицо свое в зеркале и в первый раз приметил на голове бумажный колпак, который впопыхах забыл снять.
Добрый купец поспешно скинул колпак и спрятал его в карман; потом, силясь собраться с мыслями, устремил испуганный взор на черты той, которую называл «своей августейшей покровительницей». На сморщенном лице старой графини не выражалось никакого волнения. Черты ее обнаруживали только сильное удивление, смешанное с холодным, но исполненным достоинства любопытством.
Мадемуазель Артемиза, казалось, была более испугана и встревожена, чем ее мать.
Сделав несколько шагов вперед, графиня де Сент-Анилль остановилась. Она не произнесла ни одного слова, но глаза се, устремившись на ночных посетителей, говорили ясно: «Чего вы хотите от меня?»
Полицейский не заставил ее ждать.
– Я имею честь говорить с графиней де Сент-Аниллъ и мадемуазель Артемизой де Сент-Анилль, ее дочерью?
– Да, – отвечала графиня. – Тот, кто носит такое имя, как мое, никогда не отрекается от него, даже при виде опасности… особенно при виде опасности…
Полицейский снова поклонился. Потом продолжил:
– Графиня, обязанность, призвавшая меня сюда, весьма тягостна…
– Исполняйте ваш долг, каков бы он ни был.
– Я должен, графиня, прочесть вам тайное повеление, касающееся вас и вашей дочери…
– Я вас слушаю… мы вас слушаем…
Полицейский развернул пергамент и прочел громким и внятным голосом тайное повеление, в котором говорилось, что его высочество регент, вследствие неудовольствия, причины которого не обозначались, повелевал экзекутору уголовного суда Легу немедленно отправиться на улицу Бурдоннэ, в дом Дюрана,