случая посмотреть на герцога де Латур-Водье!»
Показания Клода Ландри быстро принесли свои плоды, и случай избавил Жобена от надобности отправиться в тот же вечер на улицу Винегрие.
Полчаса спустя Жан Жеди был уже в полицейской префектуре.
— Черт возьми! — шептал он, ходя по пустой зале. — Может быть, мщение и богатство были так близки и вдруг — меня арестовывают. Этот арест должен иметь причину! Но какую? Дело этой ночи? Невозможно, так как я ничего не украл! К тому же, как можно угадать, что это я входил в дом?… Все время я работал один, следовательно, никто не мог меня продать… Тут должна быть какая-нибудь ошибка: меня принимают за другого! В сущности, я белее снега… Мне нечего бояться… И полицейский был прав, когда, смеясь, сказал, что следователь сейчас же отпустит меня.
Жан Жеди мало-помалу так увлекся, что начал говорить почти вслух и не слышал, как дверь отворилась и снова затворилась.
Кто-то положил ему руку на плечо.
Он поспешно обернулся: перед ним стоял бывший нотариус.
— Гусиное перо! — прошептал Жан Жеди.
— Да, мой милый. Я удивлен, найдя тебя здесь так скоро.
— Так скоро? — повторил с удивлением Жан Жеди. — Значит, ты знал, что я должен сюда приехать?!
— Конечно.
— Каким образом?
— После того, что мне сказал Ландри, я был в этом убежден.
— Что же это значит?
— Это значит, что Ландри донес на тебя. О! Совершенно против моего желания! Я делал все, чтобы помешать ему.
— Он, значит, на меня сердит?
— Страшно.
— Почему?
— Он воображает, что по твоей милости нас арестовали в «Серебряной бочке», что ты хотел один заняться делом на улице Берлин…
— Это неправда!… — вскричал Жан Жеди.
— Я в этом убежден, но он вбил себе это в голову и не слушает ничего.
— Но мы никогда вместе не работали, он не знает про меня ничего! Что он мог сказать?
— Я не знаю! Твое дело угадать и быть настороже, чтобы приготовиться отвечать на все.
— А! Негодяй! Он здесь?
— Нет, его уже водили к следователю, а затем отвезли в дом предварительного заключения.
— Хорошо, — проговорил Жан Жеди, сжимая кулаки. — Если я только попаду в одну с ним тюрьму, то ему придется плохо!
— Полно, не сердись так, — продолжал нотариус, не терпевший никаких ссор. — К чему тебе послужит, если ты убьешь его? Будет только тебе хуже. Успокойся и поговорим.
— Пожалуй!
— Во всяком случае, ты сам виноват. Если бы ты пришел в «Серебряную бочку», то не случилось бы ничего дурного.
— Я был там.
— Значит, ты опоздал?
— Да, я пришел в минуту, когда полиция вас уводила. Я видел, как вас вели, но я не мог прийти раньше.
— И это верно? — нерешительно спросил нотариус. — Это верно, что ты нас не продавал?
Глаза Жана Жеди налились кровью, и бледное лицо приняло ужасное выражение.
— Я никогда не продавал своих товарищей. Я не такой подлец, как Ландри! Если ты считаешь меня способным на низость, то, поверь мне, не повторяй этого, а то я тебя задушу.
Бывший нотариус побледнел и поспешно отступил.
— Нет! Нет! — прошептал он. — Я не верю, даю тебе честное слово. Ты честный малый, и я повторял это Ландри на все лады.
— Давно бы так, — сказал Жан Жеди, немного успокоившись.
— Но надо сознаться, что твое отсутствие могло показаться странным. Это-то и заставило Ландри предположить, что ты хочешь один заняться задуманным делом.
Жан Жеди пожал плечами:
— Филь-ан-Катр дурак. Это дело физически невозможно провернуть одному. Вы должны были подумать об этом.
— Правда! Но неудача ударила ему в голову. Какое несчастье! Мы имели в перспективе прелестное дело, в особенности с герцогом де Латур-Водье.
Жан Жеди нахмурил брови. Слова бывшего нотариуса напомнили ему его разбитые надежды.
— Это правда, ужасное несчастье!
Вошедшие сторожа прервали разговор двух друзей, позвав их обедать.
Было около девяти часов вечера.
Герцог Жорж, пообедав вместе с сыном, с довольно озабоченным видом ушел к себе в кабинет. Сев у камина, он позвонил.
В комнату сейчас же вошел лакей.
— Фердинанд, — сказал сенатор, — я жду одного человека, он явится, вероятно, между девятью и десятью часами. Его имя Тефер. Скажите швейцару, чтобы его проводили ко мне тотчас же.
— Слушаюсь, герцог.
— Где вечерние газеты?
— На письменном столе.
— Хорошо.
Лакей ушел, герцог сел к письменному столу и стал читать газеты, но скоро бросил.
Очевидно, его беспокоили мрачные мысли: губы слегка шевелились, произнося какие-то слова.
«Ужасное прошлое! Проклятое прошлое! — говорил себе сенатор. — Я, герцог де Латур-Водье, стоявший так высоко по своему имени, богатству и влиянию, должен постоянно бояться… Я многим пожертвовал, чтобы получить титул и состояние, которое доставило мне так мало счастья!… Какой злой гений толкал меня к преступлению?… Клодия! Клодия! Ты — демон с ангельским лицом, сделавший из меня раба, ты воспользовалась моей слабостью, чтобы превратить меня в мошенника и убийцу! Клодия! Если я еще жив и свободен, то обязан этим только случаю или, лучше сказать, чуду!…
В последнее время я почти забыл про Клодию. Я думал и надеялся, что она умерла, но несколько слов этого человека на кладбище Монпарнас доказывают, что она жива и что какой-то мститель извлечет ее из окружающего мрака и использует против меня!… Но чего он хочет? Что, если он не солгал и имеет доказательства? Выдать меня правосудию? Это невозможно. Он не может надеяться на мое обвинение, значит, хочет только во что бы то ни стало восстановить доброе имя невиновного!… Но это позор для меня, так как объявят имена настоящих убийц, которых не может покарать закон, но осудит общественное мнение!…»
Герцог закрыл лицо руками и продолжил решительным тоном:
— Нет, ужасная тайна снова должна вернуться во мрак, и горе тому, кто захочет извлечь ее на свет! …
Прежде чем продолжить рассказ, мы считаем необходимым вернуться к событиям прошлого, на которые намекали Жан Жеди, Рауль Бриссон, Рене Мулен, Анжела Леруа, мистрисс Дик-Торн и Жорж де Латур-Водье.
В 1835 году старый холостяк, доктор Леруа, жил в Брюнуа один со старой служанкой, вполне преданной ему и управлявшей всем его хозяйством. Эту женщину звали Сюзон.
