ей, что мы едем в гостиницу; она заявила: «Ну, что же, поедемте в гостиницу!» У нее, наверное, совсем нет денег. Но как бы то ни было, она весьма своеобразно завязывает знакомства.
Поль, взволнованный, возбужденный, воскликнул:
– Ну, конечно, я согласен, скажи ей, что мы отвезем ее куда ей угодно!
Затем, после некоторого колебания, он с беспокойством добавил:
– Все-таки надо узнать, с кем она хочет ехать? С тобой или со мной?
Я повернулся к итальянке, которая впала в свое обычное равнодушие и, казалось, даже не слушала нас:
– Мы будем крайне счастливы, сударыня, взять вас с собой. Но только мой приятель хотел бы знать, на чью руку, мою или его, вы предпочли бы опереться?
Она посмотрела на меня, широко раскрыв большие черные глаза, и с легким изумлением проговорила:
– Che mi fa?
Я пояснил:
– Если я не ошибаюсь, у вас в Италии того дружка, кто принимает на себя заботу о всех желаниях женщины, выполняет всякую ее прихоть и удовлетворяет всякий ее каприз, называют patito. Кого из нас хотели бы вы избрать своим patito?
Она, не колеблясь, ответила:
– Вас!
Я обернулся к Полю:
– Тебе не везет, мой милый, она выбирает меня.
Он с досадой проговорил:
– Тем лучше для тебя.
И после некоторого раздумья прибавил:
– Так ты в самом деле решил взять с собой эту девку? Она испортит нам все путешествие. Что мы станем делать с женщиной, которая бог знает на кого похожа? Да нас не пустят ни в одну порядочную гостиницу!
Но мне, как нарочно, итальянка начинала нравиться гораздо больше, чем вначале, и теперь я желал, да, желал непременно увезти ее с собой. Эта мысль приводила меня в восхищение, и я уже испытывал ту легкую дрожь ожидания, которая пробегает у нас по жилам в предвкушении ночи любви.
Я ответил:
– Мой милый, ведь мы согласились. Отступать уже поздно. Ты первый посоветовал мне дать ей утвердительный ответ.
Он проворчал:
– Это глупо! Впрочем, делай, как хочешь.
Поезд дал свисток, замедлил ход; мы приехали.
Я вышел из вагона и помог выйти моей новой подруге. Она легко спрыгнула на платформу, и я предложил ей руку, на которую она оперлась как будто с отвращением. Отыскав и получив багаж, мы отправились в город. Поль шагал молчаливо и нервно.
Я спросил его:
– Где же мы остановимся? Пожалуй, в «Город Париж» не очень-то удобно явиться с женщиной, в особенности с этой итальянкой.
Поль перебил меня:
– Именно, с итальянкой, которая больше смахивает на девку, чем на герцогиню. Ну, да меня это не касается. Поступай, как знаешь!
Я стал в тупик. Я заранее написал в «Город Париж», чтобы за нами оставили помещение… но теперь… я уж и не знал, как мне быть.
Двое носильщиков несли за нами чемоданы. Я продолжал:
– Тебе следовало бы пойти вперед. Ты скажешь, что мы сейчас придем. И, кроме того, ты дашь понять хозяину, что я с одной… приятельницей и что мы хотим получить совершенно отдельное помещение на троих, чтоб не встречаться с другими путешественниками. Он поймет, и, смотря по тому, что он нам ответит, мы и будем решать.
Но Поль проворчал:
– Благодарю, такие поручения и эта роль мне совершенно не подходят. Я приехал сюда не для того, чтобы заботиться о твоих апартаментах и удовольствиях.
Но я настойчиво убеждал:
– Да ну же, мой милый, не сердись. Гораздо лучше устроиться в хорошей гостинице, чем в плохой, и разве так уж трудно попросить у хозяина три отдельные комнаты со столовой?
Я подчеркнул «три», и это его убедило.
Он проследовал вперед, и я видел, как он вошел в большой подъезд красивой гостиницы, пока я на другой стороне улицы тащил под руку свою молчаливую итальянку, а двое носильщиков следовали за мною по пятам.
Наконец Поль вернулся, и лицо у него было такое же угрюмое, как и у моей спутницы.
– Нам дают помещение, – сказал он, – но комнат только две. Устраивайся, как знаешь.
И я пошел за ним, стыдясь, что вхожу в гостиницу в обществе подозрительной спутницы.
Действительно, нам дали две комнаты, отделенные друг от друга небольшой гостиной. Я попросил, чтобы нам принесли холодный ужин, и нерешительно повернулся к итальянке:
– Нам удалось достать только две комнаты, сударыня, выбирайте, какую вам угодно.
Она ответила своим обычным: «Che mi fa?» Тогда я поднял с пола ее маленький черный деревянный ящик, настоящий сундучок горничной, и отнес его в комнату направо, которую я выбрал для нее… для нас. На четырехугольном клочке бумаги, наклеенном на ящике, было написано по-французски: «Мадемуазель Франческа Рондоли, Генуя».
Я спросил:
– Вас зовут Франческа?
Она не ответила и только утвердительно кивнула головой.
Я продолжал:
– Сейчас мы будем ужинать. Может быть, вы желаете пока привести в порядок туалет?
Она ответила своим «mica» – словом, которое повторялось в ее устах так же часто, как и «Che mi fa?». Я настаивал:
– После поездки по железной дороге так ведь приятно немного почиститься.
Потом я подумал, что у нее, быть может, не было с собой необходимых женщине туалетных принадлежностей, так как мне казалось, что она в затруднительном положении или только что выпуталась из неприятного приключения, – и я принес ей свой несессер.
Я вынул оттуда все находившиеся в нем туалетные принадлежности: щеточку для ногтей, новую зубную щетку – я всегда вожу с собой целый набор зубных щеток, – ножницы, пилочки, губки. Я откупорил флакон с душистой лавандовой водой и флакончик с new mown hay, предоставляя ей выбрать, что пожелает. Открыл коробочку с пудрой, где лежала легкая пуховка. Повесил на кувшин с водой одно из моих тонких полотенец и положил рядом с тазом непочатый кусок мыла.
Она следила за моими движениями большими сердитыми глазами: мои заботы, казалось, нисколько не удивляли ее и не доставляли ей никакого удовольствия.
Я сказал ей:
– Вот все, что вам может понадобиться. Когда ужин будет готов, я скажу вам.
И я вернулся в гостиную. Поль завладел другою комнатой и заперся в ней, так что мне пришлось дожидаться в одиночестве.
Лакей то уходил, то приходил, принося тарелки, стаканы. Он медленно накрыл на стол, потом поставил холодного цыпленка и объявил, что все готово.
Я тихонько постучал в дверь мадемуазель Рондоли. Она крикнула: «Войдите». Я вошел. Меня обдал удушливый запах парфюмерии, резкий, густой запах парикмахерской.
Итальянка сидела на своем сундучке в позе разочарованной мечтательницы или уволенной прислуги. Я с
