морщины, все лицо светилось выражением торжества, и он сказал сыну:
– Пойдем-ка попытаем.
Сын покорно последовал за ним. Они снова вышли на дорогу и повернули назад, к деревне. Старик Кловис все еще грел на солнышке ноги и костыли.
Ориоль остановился напротив него и спросил:
– Хочешь заработать сотенную?
Бродяга из осторожности промолчал.
Ориоль повторил:
– Ну? Сотенную, говорю. Сто франков.
Бродяга набрался духу и пробормотал:
– Ишь ты! Чего спрашивать-то!
– Ладно. Слушай, вот что надо сделать.
И дядюшка Ориоль долго, пространно, обиняками, с лукавыми недомолвками и бесконечными повторениями втолковывал бродяге, что если он согласится сидеть ежедневно по часу, с десяти до одиннадцати утра, в воде их источника, в яме, которую он, Ориоль, и его сын Великан выроют около источника, а через месяц выздоровеет от всех своих недугов, то ему дадут за это сто франков звонкой монетой.
Паралитик слушал с тупым видом, а потом сказал:
– Никакие зелья меня не вылечили, так где уж вашей воде вылечить.
Великан вдруг разозлился:
– Брось ты, старый жулик! Нечего сказки рассказывать! Я-то знаю, какой ты больной. Расскажи-ка лучше, что ты делал в прошлый понедельник в Комберомбском лесу в одиннадцать часов ночи?
– Неправда! – сердито сказал старик.
Великан разгорячился:
– Ах, неправда? Черррт ты этакий! А кто ж, как не ты, перепрыгнул через канаву с огорода Жана Манеза и побежал Жеребячьей лощиной?
Бродяга энергично мотал головой:
– Неправда это!
– Неправда? А помнишь, я тебе крикнул: «Эй, Кловис, стражники!» – и ты разом махнул в сторону, на тропинку, что идет в Мулине.
– Неправда!
Долговязый Жак рассвирепел и стал кричать, почти угрожающе:
– Ах, неправда? Ну погоди, трехногий бородач, я тебе покажу! Как увижу тебя ночью в лесу или на речке – раз, раз и поймаю! Не убежишь, у меня ноги-то подлинней твоих. Сцапаю тебя и привяжу к дереву. А утром мы придем всей деревней и отведем тебя куда следует!
Ориоль остановил сына и сказал вкрадчиво:
– Слушай, Кловис, попробовать-то все-таки можно. Мы с Великаном выроем для тебя ванну. Ты будешь приходить каждый день – один месяц. И дам я тебе за это не сто, а двести франков. А как месяц пройдет и ты выздоровеешь, получай еще пятьсот франков. Слышишь? Пятьсот франков чистоганом да еще те двести! Всего, значит, семьсот. Понял? Двести франков за то, чтобы один месяц по часу сидеть в ванне, да особо пятьсот за то, что выздоровеешь. И еще вот что не забудь: ревматизм-то, бывает, отпустит да опять схватит. Если осенью тебе снова станет худо, мы уж тут ни при чем будем, вода-то все-таки свое дело сделала.
Старик спокойно ответил:
– Ну что ж. Коли так, я согласен. А не пойдет на лад, тогда посмотрим.
И три хитреца ударили по рукам, чтобы скрепить заключенную сделку. Потом Ориоли вернулись к источнику и принялись рыть ванну для Кловиса.
Поработав минут пятнадцать, они услышали на дороге голоса.
К источнику шли Андермат и доктор Латон. Крестьяне подмигнули друг другу и бросили копать.
Банкир подошел, пожал им руки, и все четверо молча уставились в воду. Она как будто кипела ключом на жарком огне, вся в пузырьках газа, и стекала к речке по узенькому мелкому ложу, которое уже успела себе проложить. Ориоль с горделивой улыбкой сказал:
– Железа-то в ней сколько! Железа!
В самом деле, уже все дно в яме стало красным, и даже мелкие камешки, которые вода омывала на пути к речке, казалось, были покрыты как бы налетом пурпурной плесени.
Доктор Латон заметил:
– Железо – это еще не все: важны другие свойства. Надо установить, есть ли они.
Крестьянин забеспокоился:
– Как не быть! Мы вчера вечером с Великаном выпили для почину по стаканчику, и уж оно сегодня заметно… Так по всему телу и пошла бодрость этакая. Верно, сынок?
Долговязый Жак ответил убежденно:
– Ну, понятно. Бодрость этакая по всему телу пошла.
Андермат стоял, не шевелясь, у края ямы. Он обернулся и сказал доктору:
– Для того, что я задумал, воды надо в шесть раз больше, чем дает этот источник, не так ли?
– Да, приблизительно.
– А как вы думаете, найдем мы новые источники?
– Ну, этого я не знаю.
– Вот в том-то и дело. Значит, с купчей на землю не следует спешить, подождем, что покажет бурение. Пока что, когда будет известен результат анализа, надо составить у нотариуса запродажную запись и указать в ней, что окончательная сделка состоится лишь в случае благоприятных результатов разведки.
Дядюшка Ориоль встревожился, он не понимал, о чем идет речь. Андермат объяснил ему, что одного источника для задуманного предприятия мало и, пока не найдены новые источники, покупать землю нет расчета. Но искать новые источники он может только после составления запродажной записи.
Оба Ориоля с самым искренним видом принялись уверять, что на их земле источников, поди, не меньше, чем виноградных лоз. Чего там! Копнешь – и готово. Вот увидите, увидите.
Андермат сухо ответил:
– Увидим.
Дядюшка Ориоль поспешно окунул руку в воду источника и заявил:
– А горяча-то как! Можно яйцо сварить! Куда горячее, чем в Бонфильском источнике.
Латон тоже обмакнул палец в воду и сказал, что, пожалуй, это верно.
Крестьянин опять заговорил:
– Да она и на вкус лучше, куда приятнее. И запаху скверного нет. Как хотите, а я за эту воду могу поручиться. Хорошая вода. Мне ли не знать здешних вод? Пятьдесят лет на моих глазах текут. Но уж такой хорошей никогда и не было. Никогда, никогда!
Помолчав немного, он снова принялся убеждать:
– Я зря говорить не буду. Разве я товар какой продаю? Вот, если угодно, так ее испытать можно, по- настоящему испытать на ваших глазах, а не по-докторски, не по-аптечному. На каком-нибудь больном человеке ее можно испробовать. Готов побиться об заклад, что моя вода и параличного вылечит, – такая она горячая и хорошая на вкус! Готов об заклад побиться!
Он умолк и, казалось, что-то припоминал, потом не спеша окинул взглядом ближние вершины гор, как будто искал, не появится ли там нужный для опыта паралитик. Не обнаружив его в поднебесных высотах, он опустил взгляд долу, на дорогу.
В двухстах метрах от источника, на краю дороги, виднелись недвижимые ноги бродяги Кловиса, а туловище его было скрыто стволом ивы.
Ориоль приложил руку ко лбу щитком и, вглядываясь, спросил у сына:
– Кто это там? Неужто Кловис? Гляди-ка, еще не ушел!
Долговязый Жак, засмеявшись, ответил:
– Он самый и есть. Сидит старый, в ногах-то заячьей прыти нету.
