Мало-помалу толпа начала редеть: храм постепенно пустел; вскоре последние строители удалились, и стало ясно, что явилась не все, так как в сундуке оставались еще деньги.
– Завтра, – сказал Адонирам, – вы созовете строителей, чтобы узнать, не заболел ли кто и не посетила ли кого смерть.
Когда все ушли, Адонирам, не утративший до последнего дня бдительности и усердия, взял, как обычно, фонарь и отправила в обход храма и опустевших мастерских, чтобы удостовериться, что все его приказы выполнены и везде погашены огни. Шаги его печальным эхом отдавались от каменных плит; в последний раз смотрел он на свои творения и долго стоял перед группой крылатых херувимов – последней работе юного Бенони.
– Дорогое мое дитя! – прошептал он со вздохом.
Закончив свой обход, Адонирам вышел в большой зал храма, густой сумрак рассеивался красноватыми завитками вокруг его фонаря, освещавшего высокие своды, стены и три двери зала, выходившие на север, на восток.
Первая, Северная, дверь предназначалась для черни, через вторую входил царь и его воины, а через третью, Восточную, – левиты; за этой дверью возвышались бронзовые колонны Иакин и Вооз.
Прежде чем выйти через ближайшую к нему Западную дверь, Адонирам бросил взгляд в окутанную сумраком глубину зала, и его глазам, в которых запечатлелось множество только что виденных им статуй, вдруг предстал в игре теней призрак Тувал-Каина. Он всматривался в темноту, но видение росло, очертания его размывались; оно скользнуло к потолку и затерялось среди темных стен, словно тень удаляющегося человека с факелом. Эхо жалобного крика прозвучало под сводами храма.
Тогда Адонирам повернулся к двери, собираясь уйти. Но тут от колонны отделилась человеческая фигура, и полный злобы голос произнес:
– Если хочешь выйти отсюда живым, скажи мне пароль мастеров!
Адонирам был безоружен: пользующийся всеобщим уважением, привыкший, что его приказы беспрекословно исполнялись по мановению руки, он и помыслить не мог, что когда-нибудь ему придется защищать свою жизнь.
– Негодяй! – вскричал он, узнав рудокопа Мифусаила. – Убирайся вон! Ты войдешь в ряды мастеров, когда предательство и преступление будут в чести! Беги же вместе со своими сообщниками, пока не настигло вас правосудие Сулаймана!
Услышав эти речи, Мифусаил своей мощной рукой поднял молоток и с силой обрушил его на голову Адонирама. Мастер пошатнулся, оглушенный, и инстинктивно метнула в поисках выхода к Северной двери. Но там стоял сириец Фанор. Он сказал:
– Если хочешь выйти отсюда живым, скажи мне пароль мастеров!
– Ты не отработал семь лет в подмастерьях! – угасающим голосом отвечал Адонирам.
– Пароль!
– Никогда!
Каменщик Фанор всадил свой резец в бок мастера, но нанести второй удар он не успел: словно разбуженный болью, строитель храма стрелой кинулся к Восточной двери в надежде вырваться из рук убийц.
Там поджидал его финикиец Амру, подмастерье-плотник. Он тоже крикнул:
– Если хочешь пройти, скажи мне пароль мастеров!
– Я узнал его не так просто, – с трудом выговорил обессиленный Адонирам. – Пойди и спроси его у того, кто тебя послал.
Он попытался оттолкнуть своего противника и добраться до двери, но Амру вонзил острие своего циркуля прямо ему в сердце.
В этот миг грянул оглушительный удар грома и разразилась гроза.
Адонирам лежал на каменном полу; три плиты занимало его тело. Трое убийц стояли подле него, держась за руки.
– Это был большой человек, – прошептал Фанор.
– В могиле он займет не больше места, чем ты, – отвечал ему Амру.
– Да падет его кровь на Сулаймана ибн Дауда!
– Нам впору оплакивать самих себя, – вмешался Мифусаил, – ведь мы знаем тайну царя. Надо скрыть следы преступления. Пошел дождь; ночь беззвездная; сам Иблис помогает нам. Унесем останки подальше от города и предадим их земле.
Они завернули тело в длинный передник из белой кожи, подняли его и бесшумно спустились к берегу Кедрона, направляясь к одинокому холму, возвышавшемуся за дорогой на Вифанию. Когда убийцы добрались туда, трепеща от страха, они вдруг столкнулись лицом к лицу с группой всадников. Преступление трусливо, и трое подмастерьев остановились; но те, кто спасается бегством, тоже боязливы… и вот царица Савская молча проследовала мимо охваченных ужасом убийц, которые несли останки ее нареченного супруга Адонирама.
Они же пошли дальше, вырыли на холме яму и засыпали тело художника землей. После этого Мифусаил вырвал с корнем м акацию и воткнул ее в свежевскопанную землю, под которой покоилась их жертва.
Балкида тем временем скакала во весь опор через долины, молнии полосовали небо, Сулайман спал.
Его рана была самой тяжелой, ибо ему предстояло проснуться.
Солнце взошло и снова закатилось за горизонт, когда рассеялись чары выпитого им зелья. Страшные сновидения терзали его он пытался вырваться из сонма обступивших его призраков и вдруг, пробудившись словно от сильного толчка, возвратился в мир живых.
