Постарайся! – с ободряющей надеждой заглядывая мне в лицо, попросил он.
– Ладно. Вообще-то так звали мою бабушку.
– Звали? – вскинулся он. – Она умерла? Прости, я не знал.
– Ничего. Почти год назад. Она очень болела. Рак.
– Понимаю…
– У вашей… э-э-э… твоей мамы – тоже?
– Нет. – Он вздохнул и стал мять в руках повод.
Рыжуля, мерно ступая, тихо позвякивала сбруей за нашими спинами, обдавая пофыркивающим, горячим дыханием.
– Извини, что спросила. Рассказывать необязательно.
– Она умерла от передозировки, – не поднимая головы, произнес он. – Постыдная смерть. Но это не тайна. – И посмотрел на меня своими грустными собачьими глазами. – Я расскажу. Это было почти двадцать лет назад, но я все очень хорошо помню. Слишком хорошо!
– Твоя мама и наркотики? Я не могу поверить…
– Да никто не мог! Это все эта гадина тетка! Это она ее убила… Но это доказать невозможно. В тот день тетки уже давно не было в имении. Ни ее, ни ее прощелыги-мужа, этого самого сэра Бруксвилла. Наркоман чертов!
Я молчала, чувствуя, что ему нужно выговориться.
– Все как-то совпало. Этот альбом с коллекцией женщин. Его нашла мама. Был дикий скандал! Мой день рождения. Приезд тетки – как всегда без предупреждения. После того как мама ее выставила, прошло несколько лет! Она не давала о себе вестей, все расслабились, и тут – леди и сэр Бруксвиллы пожаловали! Причем этот «сэр» годится в сыновья, если не во внуки своей супруге! И они познакомились ни много ни мало аж в Гималаях! Будда их, видите ли, призвал и соединил. Ну все так и поняли, что парень решил поживиться. Но не очень-то ему обломилось – папаша взял и вдвое урезал теткино содержание. Хотя мог бы и вообще отменить – вышла замуж, вот пусть муж и обеспечивает. Причем по ходу дела выясняются удивительные вещи! Что родитель этого парня – крупный американский судовладелец и один из основных инвесторов Голливуда. И что натурально «сэр», и что его семья живет в Америке со времен первых поселенцев, и что предок занимал в ту эпоху значительный пост по морскому ведомству. А сынок судовладельца был раньше такой же напастью в своем семействе, как тетушка в нашем, но теперь, поскольку женился-остепенился, родитель переменил свое к нему отношение и ждет молодых с распростертыми объятиями. Наконец они уехали в эти самые объятия, а буквально через месяц с судовладельцем происходит несчастный случай на сафари.
– В Америке?
– Нет, конечно, в Африке. И парню достается колоссальное состояние, хотя, правда, он был и не единственным наследником. Тем не менее. Имущество нашего де Ласмара по сравнению с этим – так, на карман, просадить за вечер в Монако и ни разу не вспомнить. Хоронить родителя, понятно, привозят домой из Африки. И в аэропорту при виде гроба с парнем случается нервный приступ, а попросту говоря, буйное помешательство. Видимо, не верилось ему до этого момента, что родитель мог так рано почить – тому ведь еще не было пятидесяти, ну и, вероятно, что при таком богатстве престарелая женушка – лишняя помеха. Короче, парня сразу из аэропорта отправляют в клинику и тихо-спокойно лечат в течение примерно десяти лет, а потом все-таки выпускают под ее опеку. Не знаю, насколько его там вылечили и вылечили ли вообще, но чуть ли не на следующий же день парень разбивается на мотоцикле. Безутешная вдова, правда, была вынуждена потратить некоторую сумму на адвокатов, а в остальном – очень благополучно скорбит по сей день.
– Не знаю, что и сказать, – проговорила я, чувствуя, что он ждет моей реакции. – Во всяком случае, нам ведь, судя по всему, тоже предстоит суд из-за наследства.
– Нам? Суд? Перестань! – Он широко улыбнулся. – На свою половину ты имеешь даже больше прав, чем я. Я всю жизнь пользовался всем этим, – он размашисто обвел рукой вокруг, – а ты нет! Ты жила в своем душном городе, ты не видела ни открытого неба, ни…
Я перебила его довольно жестко:
– Рене, в числе прямых наследников тебя нет. Там вообще нет никаких других наследников, кроме меня.
– Ты прочитала завещание?
– Нет. Ты же знаешь, не оказалось паспорта. Но нотариус был готов зачитать его мне одной! Он вообще не находит нужным устраивать публичное оглашение, поскольку в завещании нет других наследников, кроме меня.
– Ну Сале! Ну мерзавец! – Рейно сорвал шляпу, бросил повод и яростно заходил туда-сюда, терзая свою прядь. – Уверял же, что все поровну! Но, может быть, он имел в виду легат? – Темно-карие глаза впились в меня.
– Понятия не имею. Просто не исключено, что он вообще не видел этого завещания. Между прочим, нотариус показал мне те самые моментальные фото, которых не оказалось в альбоме.
– Правда?! Вот здорово! – тут же невероятно обрадовался Рейно. – Ну твоя ведь мама? С родинкой? Твоя?
– Да… Но чему ты так радуешься?
Он всей пятерней загреб свою прядь, водрузил шляпу, хмыкнул, подмигнул мне.
– Просто радуюсь! Что? Нельзя? Пойдем! – Он схватил меня за руку и потащил за собой. – Я покажу тебе самое удивительное место в мире! Скорее бежим!
Не знаю почему, но я поддалась его странной радости и побежала. Рыжуля с явным удовольствием затрусила следом.
– Правда необыкновенно? – переведя дыхание от бега, восторженно спросил Рейно. – Здесь когда-то стоял замок!
– Замок? Но, по-моему, замки обычно строили на горе или на холме.
– Собственно, первым Ласмарам достались развалины древнего монастыря. Монастырь ведь не сильно отличается от замка? Та же крепость.
– Пожалуй, – охотно согласилась я, это было гораздо проще, чем разделить его восторг от вида довольно банального болота, пусть даже посреди парка и при свежем солнечном свете.
– Правда, лет пятьсот назад тут действительно стоял замок, – видимо почувствовав мой скепсис, повторил Рейно и, лукаво прищурившись, заговорил таинственным голосом: – А после смерти последнего на тот момент владельца его жене и наследнице стали являться привидения! Кстати, то был первый случай за всю историю Манор дю Ласмар, – многозначительно прибавил он. – Но, должен сказать, дама она была решительная и снесла замок до подвала. Соответственно, привидения с вампирами лишились стен и исчезли! А из полученного таким образом камня построили тот самый дом, в котором мы по сей день и обитаем.
– То есть центральный корпус? Боковые, как я знаю, были построены гораздо позже.
– Знаешь? От Жишонги? А что еще ты уже знаешь?
– Жан-Пьер рассказал про уникальную виноградную лозу, которая растет только здесь, пережив древних монахов.
Рене махнул рукой.
– Вранье! Тот же самый выносливый сорт, который энтузиасты умудряются выращивать в нашей холодине. А мы вином вообще не занимаемся. Но Пьеро всегда почти задаром покупает у монахинь пару бочонков. Ага, в одном женском монастыре. Ну так вот. Подвалы замка – или даже монастыря! – наши дожди очень быстро наполнили водой. Получился как бы пруд. Очень глубокий! И если снова вспомнить наш климат, то понятно, что пруд, если его не чистить, с колоссальной скоростью превращается здесь в болото. Причем последние полтора столетия этому очень помогает дренажная система поля для гольфа, которая всю лишнюю воду отводит именно сюда, в самое низкое место Манор дю Ласмар.
– Ну и что? Неужели настолько дорого хотя бы периодически его чистить? Или мне просто не хватает вкуса? – добавила я, потому что карие глаза смотрели слишком лукаво.
– Иди сюда. – Он снял свою куртку и расстелил на каком-то длинном замшелом камне. Внутри куртки оказался серый мех. – Садись. Кстати, эта скамья – точно ровесница тех самых сгинувших монахов. А вкуса у
