настоящему душевным... Теперь уже и писать иногда не хочется, – папа на несколько секунд умолк, думая о чём-то своём и тут же возмущённо добавил. – Как я могу выразить своё «я», если мне присылают список (!), какие слова можно употреблять, а какие являются «пережитком буржуазного строя»... Дикость...
– Тогда, что – лучше учиться самому, чем ходить в школу? – озадачено спросила я.
– Нет, мой маленький человек, в школу идти нужно. – И не дав мне возможности возразить, продолжил. – В школе тебе дают «зёрна» твоего фундамента – математику, физику, химию биологию, и т.д., которым дома тебя учить у меня просто не нашлось бы времени. А без этих «зёрен», к сожалению, ты не сможешь вырастить свой «умственный урожай»... – папа улыбнулся. – Только сперва ты обязательно должна будешь эти «зёрнышки» хорошенько «просеять» от шелухи и гнилых семян... А какой уж потом получится твой «урожай» – будет зависеть только от тебя самой... Жизнь сложная штука, видишь ли... И не так-то просто иногда бывает держаться на поверхности... не уходя на дно. Но деваться-то некуда, правда же? – папа опять потрепал меня по голове, он был почему-то грустным... – Вот и думай – быть ли одной из тех, кому говорят, как тебе надо жить или быть одной из тех, которые сами думают и ищут свой путь... Правда, за это бьют по головушке весьма основательно, но зато, ты всегда будешь носить её гордо поднятой. Вот и думай хорошенько, перед тем как решишь, что тебе больше нравится...
– А почему, когда я говорю в школе то, что думаю, учительница называет меня выскочкой? Это так обидно!.. Я никогда не стараюсь первой отвечать, наоборот – предпочитаю, когда меня не трогают... Но если спрашивают, я же должна ответить, правда, ведь? А им почему-то очень часто мои ответы не нравятся... Как же быть, пап?
– Ну, это, опять же, тот же самый вопрос – хочешь ли быть сама собой или хочешь говорить то, что от тебя требуется и жить спокойно? Ты, опять же, должна выбирать... А не нравятся твои ответы потому, что они не всегда совпадают с теми, которые у них уже подготовлены, и которые всегда для всех одинаковы.
– Как это – одинаковые? Я ведь не могу думать, как они хотят?.. Люди не могут думать одинаково?!
– Ошибаешься, моя Светлая... Именно это-то они и хотят – чтобы все мы думали и действовали одинаково... В этом-то вся мораль...
– Но это неправильно, пап!.. – возмутилась я.
– А ты посмотри повнимательнее на своих школьных друзей – часто ли они говорят не то, что написано? – я смутилась... он был опять же, как всегда, прав. – Это потому, что их родители учат их быть всего лишь примерными и послушными учениками и получать хорошие отметки. Но они не учат их думать... Возможно, потому, что не очень-то думали сами... Или может ещё потому, что в них уже слишком глубоко вжился страх... Вот и шевели своими извилинками, моя Светленькая, чтобы найти для себя то, что является для тебя более важным – твои отметки, или твоё собственное мышление.
– А разве можно бояться думать, пап?.. Ведь наших мыслей никто не слышит?.. Чего же тогда бояться?
– Слышать-то не услышат... Но каждая созревшая мысль формирует твоё сознание, Светленькая. А когда твои мысли меняются, то меняешься с ними и ты... И если мысли у тебя правильные, то они могут очень и очень кому-то не понравиться. Далеко не всем людям нравится думать, видишь ли. Очень многие предпочитают сваливать это на плечи другим, таким как ты, а сами остаются лишь «исполнителями» чужих желаний на всю свою оставшуюся жизнь. И счастье для них, если те же «думающие» не бьются в борьбе за власть, потому что тогда в игру идут уже не настоящие человеческие ценности, а ложь, бахвальство, насилие, и даже преступление, если они хотят избавиться от думающих с ними «невпопад»... Поэтому, думать может быть очень опасно, моя Светлая. И всё зависит лишь от того, будешь ли ты этого бояться или предпочтёшь страху свою человеческую честь...
Я взобралась к папе на диван и свернулась рядом с ним калачиком, подражая (очень этим недовольному) Гришке. Рядом с папой я всегда чувствовала себя очень защищённо и умиротворённо. Казалось, ничто плохое не может до нас добраться, как и ничто плохое не может со мной случиться, когда я нахожусь рядом с ним. Чего, конечно же, нельзя было сказать про взъерошенного Гришку, так как он тоже обожал проводимые с папой часы и не выносил, когда кто-либо в эти часы вторгался... Он шипел на меня очень недружелюбно и всем своим видом показывал, что лучше бы мне было поскорее отсюда убраться... Я рассмеялась и решила оставить его спокойно наслаждаться таким дорогим для него удовольствием, а сама пошла чуточку поразмяться – поиграть на дворе с соседскими ребятами в снежки.
Я считала дни и часы, оставшиеся до моего десятого дня рождения, чувствуя себя уже почти что «совсем взрослой», но, к своему большому стыду, была не в состоянии ни на минуту забыть мой «деньрожденческий сюрприз», что, конечно же, ничего положительного к той же самой моей «взрослости» не прибавляло...
Я так же, как и все дети на свете, обожала подарки... И теперь целыми днями гадала, что же это такое могло быть, что, по мнению бабушки, с такой уверенностью должно было мне «очень понравиться»?..
Но ждать оставалось не так уж долго, и очень скоро полностью подтвердилось то, что делать это очень даже стоило…
Наконец-то наступившее, моё «деньрожденческое» утро было холодным, искристым и солнечным, как и подобало в настоящий праздничный день. Воздух «лопался» от холода цветными звёздочками и буквально «звенел», заставляя пешеходов двигаться быстрее обычного... У всех нас, выходя на двор, захватывало дух, и от «всего живого» вокруг буквально валил пар, смешно делая всех похожими на разноцветные паровозы, спешащие в разных направлениях...
После завтрака я уже просто не могла усидеть на месте и ходила «хвостом» за мамой, ожидая, когда же уже наконец-то увижу свой долгожданный «сюрприз». К моему величайшему удивлению, мама пошла со мной к соседскому дому и постучалась в дверь... Несмотря на то, что наша соседка была очень приятным человеком, какое отношение она могла иметь к моему дню рождения – для меня оставалось загадкой...
– А, наша «праздничная» девочка пришла! – открыв дверь, весело произнесла соседка. – Ну, пойдёмте, Пурга вас ждёт.
И тут у меня буквально подкосились ноги... Пурга (или вернее – по-литовски, Пуга) была изумительно красивой соседской лошадкой, на которой мне очень часто разрешалось кататься верхом. И я её просто обожала!.. В этой чудесной лошади было красиво всё – и внешний вид, и её чуткая «лошадиная» душа, и спокойный, надёжный характер. По моему понятию, она вообще была самой красивой и самой чудесной на свете лошадью!.. Она была серебристо-серого цвета (что ещё называлось – седой), со снежно-белым длинным хвостом, вся «усыпана» светло-серыми и белыми яблоками. Когда я приходила, она всегда здоровалась, тыкаясь своим удивительно мягким носом мне в плечо, как бы говоря:
– Ну, вот я какая хорошая, возьми меня кататься!!!
У неё была очень красивая морда, очень изящная, с огромными, мягкими, добрыми глазами, которые, казалось, понимали всё. И было бы просто «преступлением» её не любить...
Несмотря на то, что наш двор был очень большим, и в нём всегда было полно всякой домашней «живности», коня мы не могли держать по той простой причине, что его не так-то просто было купить. Арабский жеребец стоил для нас (по тогдашним меркам) очень дорого, потому что мой папа в то время работал в газете намного меньше часов, чем обычно (так как, по общему согласию семьи, был занят писанием пьес для русского драматического театра), и поэтому, большими финансами мы в тот момент не располагали. И хотя это было уже подходящее время для меня по-настоящему учиться конской езде, единственная возможность это делать была проситься иногда выезжать на прогулку с Пургой, которая почему-то меня тоже очень любила и всегда с удовольствием выезжала со мной кататься.
Но в последнее время Пурга была очень грустной и не выходила со своего двора. И, к моему большому сожалению, уже больше трёх месяцев как мне не разрешалось выезжать с ней на прогулки. Чуть более трёх месяцев назад её хозяин скоропостижно скончался, а так как они всегда жили с Пургой «душа в душу», то его жене видимо было тяжело какое-то время видеть Пургу с кем-либо другим. Так она бедненькая и проводила в своём (правда очень большом) загоне целые дни, безмерно тоскуя о своём, вдруг куда-то неожиданно исчезнувшем, любимом хозяине.
Вот к этому-то чудесному другу и повели меня в утро моего десятого дня рождения... Моё сердце от волнения буквально выскакивало из груди!.. Я просто не в состоянии была поверить, что сейчас вот-вот
