вагину, а в заключение он подвергнет вас содомии.
– Великолепно! Я давно мечтала об этом. Давайте приступим прямо сейчас, а позже я объясню вам, чем должны завершиться мои утехи.
Я привела ей обещанного клиента. Так совпало, что ему хотелось развлечься именно с такой женщиной, как Сильвия, и он был несказанно рад, когда увидел ее. Оставшись наедине, наши актеры не замедлили приступить к делу, а я, находясь за стеной, небрежно развалившись посреди служанок, которые усердно ласкали меня спереди и сзади, не пропустила ни одной подробности. Дорсини начал с того, что несколькими сильными пинками наградил величественный зад, быстро перешел к рукоприкладству и выдал Сильвии серию хлестких пощечин, присовокупив к ним десяток ударов кулаком, и все это происходило в таком стремительном темпе, что изумленная аристократка только моргала глазами; но я должна заметить, что в ее глазах не было ничего, кроме удовольствия. Град ударов сменился длинной тирадой площадной брани: редкую женщину оскорбляли и унижали так, как Дорсини свою партнершу.
– Вот так, – сказал он, отдышавшись, – теперь тащите сюда члены, я хочу посмотреть, как эта шлюха исполняет свои обязанности.
В тот же момент появились шесть первоклассных долбильщиков; обнаженная Сильвия, усевшись на грудь распутника, принялась выдаивать их, разбрызгивая сперму на лицо Дорсини, потом втирала опустевшие органы в его нос и губы, но его собственный член не подавал никаких признаков жизни. Тогда на подмогу вызвали еще нескольких юношей, и он велел им прочистить влагалище своей высокорожденной наперсницы.
– Клянусь сатаной, – вскричал он, глядя, как она извивается в мужских объятиях, – я ни разу не встречал таких потаскух! А ну-ка, покажи всю свою прыть, старая перечница, покажи, как ты умеешь ругаться, скажи Всевышнему все, что ты о нем думаешь.
Сильвия ответила на эти слова потоком гнусных ругательств по адресу Предвечного, и никогда прежде мне не доводилось слышать столь громких и оскорбительных богохульств. Отъявленный еретик блаженствовал и мастурбировал, и ласкал, одну за другой, задницы долбильщиков, не забывая и зад своей шлюхи. Когда он обошел всех, один из мужчин – тот, кто в эти минуты совокуплялся с Сильвией, – подставил ему седалище; Дорсини осмотрел его – как вы понимаете, осмотр не обошелся без ритуальных щипков и похлопываний, – и вставил свой член в бессовестно раскрытое отверстие. Сильвия стойко выдержала двойной натиск: не зря говорят, что в разврате хороши обе роли – и активная и пассивная; единственной колыбелью наслаждения служит воображение, только оно порождает удовольствия, придает им форму и нужное направление; там, где воображение спит или бездействует, мы видим лишь простой физический акт – скучный, скотский, неодухотворенный.
Однако Дорсини, которого содомировали и который также совершал содомию, недолго наслаждался в анусе; очевидно, всем алтарям он предпочитал рот и громким ревом возвестил об этом; Сильвия немедленно предоставила свой, он проник туда с размаху, не переставая энергично двигать тазом, и извергнулся к великой радости блудницы, которая проглотила семя с жаром, достойным ее распущенности и извращенности ее похотливой натуры. Дорсини расплатился и исчез.
– Давайте разделим их поровну, – предложила она, – я очень ценю деньги, заработанные блудом, они всегда приносили мне удачу. Кстати, этот субъект неплохо возбудил меня, теперь можно продолжать дальше.
А дальше беспутная синьора собрала в просторной гостиной двадцать пять превосходных мужчин и двадцать пять девушек необыкновенной красоты и еще шестнадцать часов подряд предавалась в моем присутствии самому чудовищному разврату, утоляя свои извращенные страсти, свои прихоти – неслыханно мерзкие и в высшей степени невероятные в женщине, ибо женщина может приобрести подобные привычки, только плюнув на свою репутацию и презрев все принципы скромности и добродетельности, единственным вместилищем которых, согласно легенде, должен служить наш пол и от которых мы, женщины, отступаем только для того, чтобы превзойти все самое отвратительное, что могут достичь в этой области мужчины.
Неистовая Сильвия закончила свой праздник жестокостями, что, впрочем, вполне естественно. В качестве жертвы она выбрала тринадцатилетнего мальчика с ангельским лицом.
– Я доведу его до того, что через несколько дней он сгодится только для погребения. Сколько вы за него хотите?
– Тысячу цехинов.
Сделка состоялась, и злодейка привязала ребенка к скамье таким образом, что его тело оказалось выгнуто дугой; сама она опустилась на корточки над лицом юного красавца, лежавшего на подушках, который должен был облизывать ей влагалище, между тем как второй, стоя на четвереньках, щекотал языком ее задний проход. Через некоторое время, когда они в достаточной мере возбудили ее, она взяла зажженную свечу и начала поджаривать ягодицы жертвы, которая, как нетрудно представить, испускала жуткие вопли в продолжение этой операции. И наша Сильвия испытала оргазм: сквернословя почище любого солдата, шлюха пришла в экстаз и в приступе ярости откусила гениталии ребенка. Мы унесли потерявшего сознание мальчика и три дня спустя он скончался, а торжествующая Сильвия заплатила нам королевский выкуп, и мы долго не видели ее после того достопамятного дня.
Несколько месяцев спустя по ее рекомендации нам нанес визит сенатор Бьянки, один из богатейших вельмож Республики, которому было тридцать пять лет. Мания этого либертена заключалась в том, что он заявлялся в публичный дом вместе со своими двумя племянницами, бывшими у него на попечении, и проституировал ими. Хотя он приложил немало усилий к тому, чтобы изгнать стыд и скромность из душ юных девиц, последствия примерного воспитания давали себя знать. Когда я посмотрела на них, они залились краской смущения, и в таком виде еще сильнее выступила вся нежность и все очарование, которыми их украсила Природа: трудно было найти более прелестные создания, чем две эти девушки. Едва я на них взглянула, мне сразу стали ясны похотливые мысли развратника, и я не смогла удержаться от того, чтобы не оскорбить их целомудренный слух.
– Какого рода предметы нужны этим потаскушкам? – деловито и развязно спросила я у сенатора. – Какие они предпочитают колбаски – жирненькие или постные?
– Они стесняются, поэтому вам придется решить это самой, – ответил Бьянки, поднимая обеим юбки – измерьте вагины и подберите соответствующие предметы.
– Ну что ж, – заметила я, после того, как обследовала маленькие, прикрытые пушком отверстия, больших атрибутов здесь не потребуется.
– Напротив, – запротестовал Бьянки, я хочу, чтобы дети быстрее росли, поэтому прошу вас предоставить им самые крупные.
По его желанию, от которого пунцовые щечки девочек несколько побледнели, я привела шестерых
