Презрением и равнодушием!.. О Герман, ты не представляешь, какой женщине наносишь оскорбление... Нет, ты не знаешь, на что она способна... может, еще узнаешь, но будет слишком поздно... Уходи сейчас же... да, уходи... подготовь свои счета, Герман, я верну тебе мои, и мы расстанемся... да, расстанемся... тебе не нужно будет беспокоиться о крове, дом Сандерса уже несомненно готов принять тебя.
Госпожа Шольц настолько вышла из себя, что наш юный влюбленный почувствовал, что ему необходимо тщательно скрыть огонь своей любви, дабы не навлечь на полковника гнев этой опасной мстительной особы. Герман ограничился лишь ласковыми уверениями, что его покровительница ошибалась, и что его нежелание жениться прежде чем он составит себе состояние, никак не связано с планами соединения с полковничьей дочерью.
– Друг мой, – отвечала госпожа Шольц, – я знаю ваше сердце лучше, чем вы сами. И явное ваше отдаление объясняется тем, что вы воспылали к другой. И хотя я уже не в первом цвете лет, ощущаю в себе достаточно привлекательности, чтобы найти супруга. Уверена, вы бы непременно полюбили меня, Герман, если бы не эта омерзительная девчонка. Но ничего, я еще отомщу ей за ваше пренебрежение.
Герман вздрогнул. Было очевидно, что несколько стесненный в средствах отставной полковник Сандерс не мог пользоваться в Норрчёпинге таким же влиянием, как вдова Шольц. Могущество вдовы простиралось далеко за пределы этого городка, в то время как полковника уже позабыли, он не появлялся в свете, а в Швеции, как, впрочем, и везде, человека оценивают лишь исходя из его связей или его богатства. Так что отныне полковника можно было приравнять к обычному частному лицу, чьи деньги и авторитет без труда могли быть уничтожены. И госпожа Шольц, подобно всем низменным душам, не преминула бы этим воспользоваться.
Герман сделал над собой еще одно усилие, чтобы не выдать себя, и бросился к ногам госпожи Шольц. Он умолял ее успокоиться, уверял, что в сердце его нет никаких чувств, способных повредить той, от кого он видел столько добра, и что он просит не думать больше о расставании, которым она ему грозила. Шольц понимала, в каком смятении находится сейчас молодой человек и не рассчитывала на большее. И, понадеявшись на время и на силу своих чар, унялась.
Герман не замедлил сообщить полковнику о недавней беседе. Мудрый Сандерс, не перестававший тревожиться из-за тяжелых последствий озлобления такой опасной противницы, как Шольц, снова попытался убедить молодого человека уступить домогательствам патронессы и отказаться от Эрнестины. Но двое влюбленных опять употребили все свои силы на то, чтобы напомнить полковнику его обещания и уговорить его никогда от них не отступаться.
Прошло полгода, а положение дел все не менялось, пока граф Окстьерн – негодяй, которого вы только что видели в оковах, надетых на него год назад и призванных сопровождать его до конца жизни – не отправился из Стокгольма в Норрчёпинг, дабы вступить во владение значительным состоянием согласно завещанию отца, поместившего свои капиталы у госпожи Шольц. Осведомленная, что граф, как и его недавно почивший отец, занимал пост сенатора, вдова подготовила лучшие в своем доме апартаменты, намереваясь принять Окстьерна со всей роскошью, какую только может себе позволить владетельница стольких богатств.
Граф прибыл. На следующий же день гостеприимная хозяйка дала в его честь торжественный ужин с балом, где должны были присутствовать самые красивые женщины города. Не позабыли и об Эрнестине. Узнав, что его возлюбленная приняла это приглашение, Герман встревожился. А вдруг при виде столь прекрасной персоны граф пожелает воздать ей достойные ее красоты почести? Сумеет ли он, Герман, противостоять такому сопернику? И случись такая беда, найдет ли в себе силы Эрнестина отвергнуть предложение стать женой одного из влиятельнейших сеньоров Швеции? Из-за этого рокового бала может сложиться враждебный союз против Германа и Эрнестины, возглавляемый могущественными Окстьерном и Шольц. И тогда, кто знает, какие невзгоды выпадут на долю Германа? Сумеет ли он, слабый и незащищенный, бороться против вооруженных противников, сговорившихся его погубить? Он поделился своими раздумьями с возлюбленной. Тонкая чувствительная девушка готова была пожертвовать легкомысленными развлечениями ради сохранения своих чувств и предложила Герману отклонить приглашение Шольц. Молодой человек был согласен с ее решением. Но в этом узком кругу порядочных людей ничего не делалось без одобрения полковника Сандерса. С ним посоветовались и на этот раз. Он придерживался иного мнения. Ему представлялось, что отказ от приглашения Шольц неизбежно повлечет за собой разрыв с ней. Эта ловкая женщина тотчас разгадает причины подобного поведения. Не стоит идти на открытое обострение отношений именно сейчас, когда настолько важно держаться с ней настороже.
Тогда Эрнестина высказала своему возлюбленному, насколько он заставляет ее страдать из-за подобных страхов и подозрений.
– О друг мой, – сказала прекрасная девушка, сжимая пальцы Германа, – там соберутся самые могущественные лица Европы, неужели же все они вдруг воспылают к твоей ненаглядной Эрнестине? Разве способны столпы общества воздать почести кому-либо, кроме самого сильного из них? Ах, Герман, тебе нечего опасаться. Та, что принадлежит тебе, никогда не полюбит другого. Если ради того, чтобы быть с тобой, потребуется жить в рабстве – что ж, я предпочту такую участь самому престолу. Никакие земные блага на заменят мне счастье быть рядом с моим возлюбленным! О, как ты себя недооцениваешь, Герман. Как можешь ты вообразить, что взгляд мой может приметить на балу кого-то, кто мог бы сравниться с тобой! Пусть мое сердце само назначит тебе истинную цену, и поверь, ты навеки останешься самым дорогим и любимым для меня на свете человеком.
Герман осыпал бесчисленными поцелуями руки возлюбленной. Он перестал упоминать о своих тревогах, хотя и не до конца от них избавился. Предчувствия влюбленного мужчины редко обманывают его. Все же Герман постарался их подавить. Итак, несравненная Эрнестина появилась на балу у Шольц, точно роза среди прочих цветов. Одежды ее воскрешали в памяти древние убранства, какие носили женщины ее прародины Скифии. Ее благородные черты еще больше оттенялись необычным нарядом, стройный гибкий стан подчеркивался плотно прилегающим жилетом без складок, обрисовывая пленительные формы. Прекрасные волосы развевались над колчаном со стрелами, в руках она держала лук... Она похожа была на Амура, переодевшегося в наряд Беллоны, и казалось, каждая из стрел, которые она с такой грацией носила на себе, попадет точно в сердце, навеки поработив его своей божественной властью.
Несчастный Герман вздрогнул при появлении Эрнестины. Что же до графа Окстьерна – тот при виде ее испытал потрясение такой силы, что несколько минут не мог произнести ни слова. Вы видели Окстьерна. Он довольно красивый мужчина. Но что за страшная душа скрывалась под этой обманчивой личиной! Безмерно богатый граф, недавно вступивший во владение новым состоянием, и предположить не мог, что непреклонность его желаний вдруг будет чем-то ограничена: любые доводы рассудка или препятствия лишь подливали масла в ее огонь. Преисполнившись сознанием собственного могущества и вседозволенности, из-за которых он осмелился выступить против самого короля, беспринципный и порочный Окстьерн воображал, будто ничто на свете не в силах обуздать его влечения. Из всех страстей, его обуревающих, самой сильной была любовь. Но чувство это, являющее добродетель в душе возвышенной, в испорченном сердце Окстьерна неизбежно должно было стать источником множества преступлений.
Едва этот опасный человек заметил нашу прекрасную героиню, у него возник коварный замысел ее обольщения. Он беспрестанно приглашал ее на танец, за ужином сидел с ней рядом, словом, настолько недвусмысленно выражал свои чувства, что ни у кого в городе больше не оставалось сомнений, что Эрнестина вскоре станет либо женой, либо любовницей Окстьерна.
Трудно передать состояние Германа во время всех этих событий. Он присутствовал на балу и видел, что его возлюбленной оказывается столь невиданная милость, но не осмеливался приблизиться к ней. Эрнестина, несомненно, ничуть не переменилась к Герману. Но как юной девушке устоять перед соблазном гордыни? Как хоть на миг не опьяниться всеобщим восторгом? Тщеславие от сознания, что она вызывает восхищение, льстило ее самолюбию больше, нежели испытанное ею прежде желание служить предметом восхищения единственного человека. Эрнестина видела, как взволнован Герман. Но Окстьерн был на коне, все превозносили его, и горделивая Эрнестина не прочувствовала – хотя должна была прочувствовать – всю глубину горечи, на которую обрекла своего возлюбленного. Полковник также был осыпан почестями. Граф долго говорил с ним, предложил ему свою поддержку в Стокгольме, уверил, что полковник еще слишком молод, чтобы уходить в отставку, ему следует присоединиться к какому-нибудь армейскому корпусу, добиться повышения в чине, которого тот вполне заслуживает, благодаря своим способностям и
