которая, не зная устали, возрождала то, что уничтожала смерть.
— Ага, эту капустную кочерыжку я узнаю! — сказал Клод, сбрасывая с вил последнюю охапку. — Она, наверное, в десятый раз, если не больше, вырастает вон там в углу, у абрикосового дерева».
Примерно в 70-е годы XIX века использование отбросов в сельском хозяйстве достигло своего апогея. Речь шла, как писал тогда публицист, «об очищении воды, почвы и атмосферы с пользой для земледелия. Нужно без промедления вернуть в поток жизненного круговорота те органические остатки, которые жизнь только что оставила в небрежении. По образному выражению одного английского ученого, все гнилое и обращенное ко злу заставить работать на благо человека — вот цель, которой желательно достигнуть».
Когда принимали решение о закрытии старых парижских свалок, врач Аполлинер Бушарда высказывал мнение, что не стоило вовсе избавляться от этого способа «саперных» очистных работ, не только оздоровивших население, но и позволивших за малую цену удобрить совершенно пустынные земли, позволяя даже получать на них ежегодные урожаи ранних овощей. Однако все эти звучные прочувствованные фразы о пользе городской грязи не помешали угасанию давнего промысла.
КОНЕЦ ЗОЛОТОГО ВЕКА «МЕСИВА» И ПОПЫТКИ СОПРОТИВЛЕНИЯ
В последней трети XIX века фермеры перестали интересоваться городской грязью, раз и навсегда прозванной «месивом» или «бытовыми отходами». Этому способствовало несколько факторов. Города расширялись, их центры все более отдалялись от обрабатываемой земли, что затрудняло продуктообмен. Кроме того, изменение хозяйственных навыков и привычек привело к переменам в составе отбросов: в них уменьшилась доля, подверженная разложению, и увеличился процент стекла, металлов, что не только засоряло землю, но вдобавок подвергало людей и животных риску пораниться. Наконец, пищевые отходы стали все менее усвояемы почвой и проигрывали в конкуренции с минеральными удобрениями. Теперь крестьяне уже не спешили платить за право увозить к себе «месиво».
Проблему усугубили открытия Пастера, породившие страх перед микробами, подогреваемый гигиенистами, диктовавшими новые вкусы и пристрастия. Они предупреждали об опасности заболеваний, исходящей от чрезмерного скопления нечистот. Так, в Гамбурге во время холерной эпидемии 1892 года фермеры, вооруженные косами, перехватили мусорные тележки на подходах к городу и заставили их повернуть вспять.
Подобный же инцидент произошел во Франции во время наводнений 1910 года: в нескольких коммунах крестьяне с револьверами в руках запретили разгружать тележки с «месивом».
Земледельцы все с меньшей охотой использовали городскую грязь, которой перед внесением в почву надо было еще дать несколько месяцев вылежаться на краю поля, чтобы прошла естественная ферментация. Ведь добавление свежей органики приводит к повышению температуры фунта, пагубному для корней растений, не говоря о дополнительной утилизации почвенного азота, необходимого для самих растений. Поэтому требовалось стабилизировать эту органику, чтобы предотвратить какое бы то ни было изъятие нужного растениям азота.
Шли годы, и крестьяне чем дальше, тем меньше стремились применять в земледелии отбросы городской жизнедеятельности. Прочные связи, ранее налаженные между городом и деревней, распадались. Естественная циркуляция органических веществ нарушилась, и нечистоты, столь ценимые раньше, стали нежелательным компонентом. Они не только перестали приносить доход, но сделались убыточными, ведь цена их обработки и транспортировки баржами либо по железной дороге постоянно растет.
К тому же земледельцы осваивали минеральные, а впоследствии и химические удобрения, что побуждало их преодолеть былую зависимость от отбросов. В 1840 году Юстус Либих опубликовал свою теорию о минеральной основе питания растений. Он провозгласил: «Стойловый навоз, состоящий из остатков растений и животных, может быть заменен неорганическими веществами, которые он производит, разлагаясь в почве». С 1850 года началось коммерческое использование минеральных солей типа извести, получаемой при разрушении погребов и подземелий, а также стойл для скотины. Потом начался импорт селитры из Южной Америки и фосфатов из Северной Африки.
Производство минеральных удобрений разрасталось, чему способствовали возникновение железных дорог и увеличение морского грузооборота с развитием пароходостроения, благодаря чему стали достижимы дальние источники добычи ценных веществ. Между двумя мировыми войнами эта отрасль производства достигла особого расцвета благодаря процессу азото-фиксации, введенному в промышленность немецким химиком Фрицем Хабером. До 1914 года Германия импортировала 800 000 тонн чилийской селитры. Во время блокады лишившись какого бы то ни было снабжения из-за рубежа, страна испытала сильное падение урожайности. По утверждению исследователя, начинание Хабера, позволившее восполнить нехватку годного на удобрения азота, отсрочил ее капитуляцию как минимум на год. Открытие тогда казалось таким значительным, что в Версальском договоре специально оговаривалось: Германия предоставит технологию в распоряжение победителей, в частности Франции.
Соблазнившись удобствами «искусственных удобрений», селяне отказались от внесения органики. Между тем агрономы настаивают на чрезвычайной важности гумуса в уравновешивании цикличных биологических процессов. Они обращают внимание на пагубные стороны применения одних минеральных удобрений, от которого «разрушается гумус и деградирует почва». По их мнению, Либих под влиянием тогдашних механистических представлений слишком схематизировал связи между растением и почвой. Бесспорно, увеличение доли химических удобрений промышленного производства значительно повысило урожайность, но время подтвердило правоту тех охваченных тревогой агрономов, когда начали констатировать деградацию почв, лишенных органической подкормки.
Производители органических удобрений попытались воспротивиться ходу вещей, предложив более скрупулезно обработанные продукты, нежели былое «месиво». В частности, здесь приложило немало сил Общество полноценных удобрений, которому парижский муниципалитет в 1899 году доверил обработку го- род-ских отбросов. На четырех заводах, построенных между 1896 и 1906 годом в Сент-Уане, Исси-ле-Му- линё, Роменвиле и Витри-сюр-Сен, мусорщики, которых теперь звали «месильщиками», отделяли от отбросов нежелательные предметы и вещества. Очищенное «зеленое месиво» перемалывалось, а затем преображалось в «черное месиво» путем многомесячной ферментации или в «пудро» посредством распыления и просеивания. Подобные удобрения производили и в провинции, например в Лионе, Руане и Тулоне. Таким образом с помощью технологических нововведений отбросы пытались выдержать натиск со стороны «искусственных удобрений».
Между двумя войнами из коммун, расположенных по берегам Сены, в сельскохозяйственный оборот все еще поступало до трети всех хозяйственных отбросов. В то время во всей Европе получила распространение «ферментация при нагреве» — способ биологической обработки в так называемых «ямах Беккари» (по имени разработавшего их флорентийского агронома). В этих закрытых секциях биологическую массу засевали микроорганизмами определенных видов, способствующих искусственному ускорению ферментации, доводя ее продолжительность до трех — шести недель. До 1935 года этот способ взяли на вооружение 80 городов. Однако результаты оказались обескураживающими. Долгое хранение нечистот в «ямах Беккари» требовало постройки все новых и новых отсеков ферментации. Кроме того, процесс не освобождал от предварительной сортировки отходов и отсева неорганических вкраплений, равно как от выдерживания готового «месива» в отвалах на открытом воздухе для получения компоста. Этот «зимотермический» (от «zymo»: фермент) процесс оказался сверхза-тратным и плохо поддавался усовершенствованиям.
Итак, во время Второй мировой войны и в трудные годы после нее наступила эра так называемого «индустриального компоста», сперва довольно ценимого виноградарями, садоводами и огородниками. Затем в эпоху дешевой нефти и экономического подъема синтетические удобрения беспощадно вытеснили стародавнюю обработку «месива». Их окончательная победа оказалась тем более легкодостижимой, что злоупотребления и обманы относительно состава индустриального компоста несколько подорвали его репутацию. Точное распределение компонентов не было регламентировано, не подлежало контролю, а цены на такое удобрение представлялись завышенными, если судить по реальному вкладу в увеличение
