предприятия и его капитала, находится много очень богатых и образованных людей, готовых эксплуатировать те отрасли индустрии, которые до сих пор оставались в руках невежественных или стесненных в средствах ремесленников. Этих богатых людей привлекает масштабность необходимых усилий и значительность ожидаемых результатов.
Таким образом, индустриальная наука постоянно ухудшает положение рабочего класса, в то же самое время улучшая положение промышленных магнатов.
Тогда как рабочий все более и более ограничивает применение своих умственных способностей изучением одной-единственной детали, промышленник с каждым днем охватывает своим мысленным взором все более и более сложную их совокупность, и его кругозор расширяется прямо пропорционально тому, насколько сужается кругозор труженика. Вскоре последний станет нуждаться лишь в своей физической силе без интеллекта, тогда как первому, чтобы преуспевать, понадобятся знания и почти гениальные способности. Промышленник все более и более становится похожим на правителя огромной империи, а рабочий — на бессловесную тварь.
Поэтому между хозяином и рабочим в настоящий момент нет ничего общего, и различие между ними углубляется с каждым днем. Их отношения похожи на связь между крайними звеньями одной длинной цепи. Каждый из них занимает предназначенное для него место, которое он не покидает. Один находится в постоянной, прямой, неизбежной зависимости от другого и, кажется, рожден подчиняться, тогда как хозяин рожден повелевать.
Что это, если не аристократическая власть?
Когда условия существования в рамках нации становятся все более и более равными, потребность в промышленных изделиях возрастает, становясь достоянием самых широких слоев населения, и дешевизна товаров, делающих их доступными для среднеобеспеченных людей, становится все более решающим условием финансового успеха промышленной деятельности.
Таким образом, с каждым днем становится все более очевидным, что самые богатые и образованные люди отдают свои состояния и знания промышленности, стараясь путем создания крупных предприятий, строго соблюдающих принцип разде-
407
ления труда, удовлетворять те новые потребности людей, которые обнаруживаются во всех слоях общества.
Следовательно, по мере того как основная масса населения страны идет к демократии, отношения в конкретной группе людей, занятых в промышленности, становятся все более аристократическими. Если в обществе в целом различия между людьми все более и более стираются, то в промышленном классе они выявляются со все большей определенностью, причем неравенство здесь усиливается настолько, насколько оно уменьшается во всем обществе.
Поэтому, когда начинаешь рассматривать истоки явлений, кажется, что аристократия естественным образом зарождается в недрах самой демократии.
Но эта новоявленная аристократия вовсе не похожа на свою историческую предшественницу.
В первую очередь следует отметить, что она получает распространение только в промышленности, причем лишь в отдельных ее отраслях, и потому играет роль уродливого исключения в системе социального устройства общества.
Маленькие аристократические сообщества, формируемые определенными отраслями промышленности в недрах широкой демократии наших дней, состоят, подобно аристократическим обществам минувших времен, из нескольких очень богатых и множества очень бедных людей.
Эти бедняки почти не имеют возможности изменить свое положение и стать богатыми; богачи, однако, постоянно разоряются или же отходят от дел, получив свои доходы. Таким образом, состав прослойки бедняков более или менее устойчив, тогда как состав богатой прослойки непостоянен. Говоря по правде, несмотря на то что при демократии бывают богатые люди, класса богатых как такового здесь не существует, ибо эти богатые люди не имеют классового сознания или общих целей, традиций, ожиданий. У этого растения есть ветви и листья, но нет единого ствола.
Не только богатые не объединены прочно друг с другом, но и можно сказать, что нет никакой истинной связи между богатыми и бедными.
Они не скреплены навеки один с другим; объединяющие их интересы постоянно их и разделяют. В целом рабочий зависит от предпринимателя, но не от конкретного хозяина. Эти два человека видятся друг с другом на фабрике, не встречаясь более нигде, и, соприкасаясь в одной точке, сохраняют очень большую дистанцию во всех остальных отношениях. Предприниматель ничего не требует от рабочего, кроме его труда, а рабочий ничего не ожидает от предпринимателя, кроме зарплаты. Первый не считает себя обязанным оказывать какое-либо покровительство, второй не считает нужным что-либо защищать; их не связывают ни постоянные взаимоотношения, ни привычка, ни долг.
Промышленная аристократия почти никогда не селится в тех заводских поселках, населением которых она руководит; ее цель не в том, чтобы управлять этим населением, а в том, чтобы использовать его рабочую силу.
Сформированная таким образом аристократия не может иметь большой власти над людьми, которые на нее работают; и если даже ей на какой-то миг удается подчинить их своей воле, то вскоре они ускользают из-под ее власти. Она не смеет желать и добиваться увековечения этой власти.
Земельная аристократия минувших веков была обязана по закону или же считала себя морально обязанной приходить на помощь своим подданным, облегчая их бедственное положение. Промышленная аристократия наших дней, напротив, доведя до обнищания и отупения наемных рабочих, в периоды кризисов предоставляет заботу об их пропитании общественной благотворительности. Это — естественный результат описанного положения вещей. Рабочий и хозяин общаются часто, но между ними не устанавливаются никакие подлинные взаимоотношения.
Говоря в целом, промышленная аристократия, набирающая силу на наших глазах, — одна из самых жестоких аристократий, когда-либо появлявшихся на земле, однако в то же самое время ее власть весьма ограниченна и не столь опасна.
Тем не менее именно в эту сторону друзья демократии должны постоянно обращать свои настороженные шоры, ибо если устойчивым привилегиям и власти аристократии когда-либо вновь суждено подчинить себе мир, то можно предсказать, что войдут они через эту дверь.
Часть третья ВЛИЯНИЕ ДЕМОКРАТИИ НА НРАВЫ КАК ТАКОВЫЕ
Глава I КАКИМ ОБРАЗОМ НРАВЫ СМЯГЧАЮТСЯ ПО МЕРЕ ТОГО, КАК УРАВНИВАЮТСЯ УСЛОВИЯ СУЩЕСТВОВАНИЯ ЛЮДЕЙ
Мы признаем, что в течение нескольких веков условия существования людей уравнивались, одновременно замечая, что человеческие нравы становились мягче. Эти параллельно протекавшие процессы независимы друг от друга, или же между ними существует некая тайная связь, из-за которой один не может развиваться, не приводя в движение другой?
Смягчению нравов какого-либо народа может содействовать множество причин; тем не менее, среди них всех равенство условий существования людей мне представляется самой важной. Равенство условий и смягчение нравов, следовательно, на мой взгляд, есть не только одновременные, но также и соотнесенные друг с другом явления.
Когда баснописцы хотят заинтересовать нас поведением животных, они наделяют их человеческими мыслями и чувствами. Аналогичным образом поступают и поэты, изображающие духов и ангелов. Сколь бы
