каковы бы ни были законы, в аристократиях старший всегда стоит выше, а младший — ниже, чем у демократических народов.
Когда люди больше живут воспоминаниями о том, что происходило в прошлом, нежели заботами о том, что происходит сейчас, и когда их больше волнуют мысли их предков, чем необходимость думать самим, отец выступает в качестве естественного и необходимого связующего звена между прошлым и настоящим — звена, с помощью которого эти две цепи соединяются. В аристократиях, следовательно, отец не только политический руководитель семейства, он также носитель традиций, толкователь обычаев, критерий нравственности. Его выслушивают с почтительностью, заговаривают с ним не иначе как очень уважительно, и любовь, которую питают к нему, всегда умерена страхом.
Когда общество становится демократическим и люди принимают в качестве общего принципа право каждого иметь обо всем на свете свое собственное суждение и принимают давние мнения к сведению, но не в качестве правила, влияние взглядов отца на сыновей делается менее значительным, равно как и его законная власть.
Вызываемый демократией раздел наследственных поместий, быть может, обусловливает больше всех остальных факторов изменение отношений между отцом и детьми.
Когда отец семейства имеет немного собственности, его сыновья и он постоянно живут вместе и сообща делают одну и ту же работу. Привычка и необходимость сближают их, заставляя постоянно общаться друг с другом; между ними, следовательно, не может не установиться своеобразной непринужденной близости, которая делает власть отца менее абсолютной и которая плохо согласуется с внешними формами почтительности.
А ведь у демократических народов люди, обладающие скромным состоянием, как раз и являются представителями того самого класса, который дает силу идеям и преобразует нравы всего общества. Его воззрения и одновременно его воля повсюду становятся господствующими, и даже люди, более всего склонные сопротивляться ей, кончают тем, что следуют его примеру. Я видел злейших врагов демократии, которые позволяли своим детям обращаться к ним на «ты».
426
Таким образом, одновременно с утратой аристократией ее господства наблюдается освобождение отцовской власти от всего того, что было связано со строгостью, условностями и легализмом, и вокруг домашнего очага устанавливается своего рода равенство всех членов семьи.
Я не знаю, беря в целом, не проигрывает ли общество вследствие этого преобразования, но я склонен верить, что индивидуум выигрывает. Я думаю, что по мере того, как нравы и законы становятся более демократическими, отношения между отцом и сыном обретают большую близость и теплоту; в этих отношениях реже встречается назидательный и приказной тон, а доверие и теплота чувства возрастают, и кажется, что природная связь становится теснее, тогда как социальная связь ослабляется.
В демократической семье отец едва ли пользуется какой-либо иной властью, кроме той, которая вызывается его нежностью и опытностью человека в летах. Его приказания могут не признаваться, но к его советам обычно внимательно прислушиваются. И хотя он не видит вокруг себя официальных знаков уважения, его сыновья по меньшей мере относятся к нему с доверием. Они не пользуются общепризнанными формулами обращения, но они постоянно с ним разговаривают и охотно советуются каждый день. Исчезли господин и представитель власти в его лице, но отец остался.
Для того чтобы составить правильное суждение о различиях между двумя формами общественного устройства с данной точки зрения, достаточно бегло просмотреть дошедшую до нас семейную переписку аристократического периода. Ее слог всегда правилен, чопорен, суров и настолько холоден, что сквозь слова с трудом ощущается естественное чувство сердечной привязанности.
Напротив, у демократических народов во всех тех словах, с которыми сын обращается к отцу, слышится нечто настолько свободное, кровное и нежное, что сразу обнаруживает установление в лоне семьи совершенно новых отношений.
Аналогичные преобразования претерпевают и взаимоотношения между детьми.
В аристократической семье, как и во всем аристократическом обществе, всг позиции точно определены. Не только отец занимает свое особое положение и пользуется огромными привилегиями, но и сами дети не равны между собой: возраст и пол раз и навсегда определяют каждому его положение, обеспечивая ему особые прерогативы. Демократия либо снижает высоту большей части этих барьеров, либо опрокидывает их вовсе.
В аристократическом семействе старший сын наследует львиную долю собственности и почти все права, становясь главой, а в определенной мере и господином своих братьев. Ему достаются величие и власть, им — средний достаток и зависимость. Тем не менее ошибкой было бы считать, что у аристократических народов привилегии старшего выгодны только для него самого и что они ничего, кроме зависти и ненависти окружающих, не вызывают.
Старший сын обычно прилагает все усилия, чтобы добиться для своих братьев богатства и власти, так как известность всего дома повышает престиж его главы, а младшие братья стараются оказать ему помощь во всех его начинаниях, поскольку величие и могущество главного представителя семейства предоставляют ему большие возможности возвысить все ветви семейного древа.
Поэтому все члены аристократического семейства очень тесно между собою связаны; их интересы близки, они являются единомышленниками, но редко бывает так, что их сердца понимают друг друга
Демократия также вызывает у братьев взаимную привязанность, но достигает этого иным путем.
По демократическим законам дети совершенно равны между собой и, стало быть, независимы. Их ничто не связывает насильно, но также ничто и не отталкивает, и, поскольку в их жилах течет общая кровь, поскольку они вырастают под одной крышей, ощущая одинаковую заботу родителей, поскольку никакие особые привилегии их не выделяют и не разделяют, между ними с легкостью зарождается добрая, искренняя привязанность, свойственная юности. Близкие отношения, сложившиеся подобным образом в самом начале жизни, едва ли могут быть испорчены какими-либо обстоятельствами, так как с каждым днем братство все крепче связывает их, не давая поводов для трений.
Следовательно, демократия привязывает братьев друг к другу не сходством интересов, а общностью воспоминаний, свободным чувством симпатии, близостью взглядов и
427
вкусов. Она осуществляет раздел их наследства, но она позволяет им сохранить духовное родство.
Человечность этих демократических нравов столь притягательна, что даже самые стойкие приверженцы аристократии поддаются их влиянию и, вкусив их в течение некоторого времени, не испытывают желания вернуться к почтительной и холодной манере отношений, господствующей в аристократическом семействе. Они охотно сохраняют демократические домашние привычки, если только это не мешает им отвергать социальные и юридические нормы демократии. Однако все эти аспекты взаимосвязаны, и нельзя пользоваться некоторыми из них, не относясь терпимо к другим.
То, что я говорил о сыновней любви и отцовской нежности, вполне приложимо ко всем непроизвольным чувствам, источником которых является сама природа человека.
Когда определенный образ мыслей и чувств формируется особыми обстоятельствами жизни, от него ничего не остается при изменении этих обстоятельств. Закон, например, может очень крепко привязать двух граждан друг к другу, но, если этот закон будет отменен, они расстанутся. Не было ничего теснее тех уз, которые в феодальном мире связывали вассала с сеньором. В настоящее время эти два человека и знать друг друга не хотят. Страх, признательность и любовь, некогда соединявшие их, исчезли. Не осталось и следа.
Но иначе дело обстоит с естественными чувствами людей. Редко случается, что закон, подчиняя себе определенным образом эти чувства, не ослабляет их; желая их обогатить, он их обедняет; будучи предоставленными сами себе, эти чувства всегда оказываются более глубокими и сильными.
Демократия, уничтожающая или предающая забвению почти все старинные социальные условности и препятствующая созданию новых условностей, ведет к полному исчезновению большинства тех чувств,
