Стюардесса разносила традиционный английский завтрак.
– Porridge, sir?[6] – издевательски спросил Эдуард.
Александр пропустил мимо ушей слова своего надсмотрщика. Эдуард же и дальше продолжал по- английски:
– Вы, как я вижу, не склонны вести разговоры? Напрасно. За приятной беседой с умным человеком и длинная дорога покажется короче. – Эдуард посмотрел на часы. – Кстати, лететь осталось три часа. Приятного аппетита.
Наглый все-таки этот Эдуард. Видит же, что говорить с ним не хотят, а все равно лезет.
Эдуард был мужчиной среднего роста, среднего возраста с усредненной внешностью. Настолько усредненной, что запомнить его лицо или одежду было практически невозможно. Сомов видел его третий раз в жизни, и после каждой из двух предыдущих встреч пытался восстановить в памяти черты его лица, но оба раза безуспешно.
«Наверное, именно таких берут для выполнения грязной работы», – подумал Александр, доедая свою овсянку, которая более приятных мыслей не навевала. Но то, что появился аппетит, уже неплохо, отметил он про себя и заказал еще один двойной кофе. «Вот это сервис! Жалко только, что курить нельзя, – с какой-то почти забытой тоской подумал он. – Но ничего. Три часа как-нибудь продержусь». И он опять принялся листать Первое Фолио. Пора было поразмыслить над случившимся.
Для большинства людей никакого шекспировского вопроса не существует вовсе. Они просто не в курсе, что за именем Шекспир мог скрываться кто-то другой. И хотя факты – вещь упрямая, это самое большинство еще упрямее.
Вот все, что достоверно известно о Шекспире, вернее, Шакспере – а именно так лучше перевести на русский язык фамилию того, кого считают Великим бардом. Он родился в 1564 году в Стратфорде-на-Эйвоне, там женился и там же родились трое его детей, потом он отправился в Лондон, где был пайщиком театра «Глобус» и, вероятно, актером, а потом неизвестно как разбогател, вернулся в Стратфорд, где написал завещание, и был похоронен в 1616 году.
Для большинства постулат о том, что все произведения, на которых стоит имя Шекспира, написал Шекспир, вернее Шакспер, – это практически Символ веры. Уверенность в том, что малообразованный или даже совсем неграмотный Шакспер создал величайшие художественные произведения, – это как вера в непорочное зачатие Христа. Но там речь идет о божественном, а здесь все-таки о человеческом. Гениальный драматург – явление, близкое к чуду, но это чудо имеет в своей основе обыкновенные составляющие: образование, определенный круг общения, жизненный и духовный опыт. А в том, что такие составляющие могли быть у Уильяма Шакспера, – большие сомнения…
Сентябрь 1579
У Уильяма Шакспера были большие сомнения, что учеба приносит ему хоть какую-нибудь пользу. Латинский язык ему не давался, а когда он слышал, как учитель по-гречески декламирует «Илиаду», с ним вообще начинало что-то происходить. Он не понимал ни слова, но при этом завораживающий ритм гекзаметра действовал на него буквально на физическом уровне. У Шакспера было чувство, что где-то глубоко внутри него появляется миниатюрное веретено, которое начинает вращаться и накручивает на себя дюйм за дюймом его плоть.
Если учитель достаточно долго не прерывал чтения и не переходил к объяснениям, то боль становилась почти непереносимой. Тогда не оставалось иного выхода, кроме как поднять руку и попросить разрешения покинуть класс. Уходя, Уильям демонстративно держался за живот, чтобы ничего не говорить в ответ на молчаливо-вопросительный взгляд преподавателя. Язык Уилла в такие моменты был как деревянный, и пошевелить им нечего было и думать. Эта пантомима всегда вызывала у учеников общий сдержанный хохот и отдельные едкие замечания:
– Глянь, опять Уилл свинины объелся до колик в желудке!
– Отцу кожа нужна, перчатки делать, снова свинью забил, значит, большой заказ. Продать столько мяса не может, вот и обжираются всей семьей!
– Даром что папаша большая шишка в городе, а своего ни на грамм не упустит. Чем мясу пропадать, пусть лучше пузо лопнет! А этот тоже жадный, весь в отца…
– Принес бы нам по кусочку свининки, месяцами мяса не видим. Все овсянка да овсянка.
Уилл и сам бы поел свинины от пуза, но он, как и все остальные домочадцы, получал лишь небольшую порцию окорока накануне Рождественского поста и на Пасху. Хотя официально никакого поста теперь не существовало. С воцарением Елизаветы Первой англичане снова перестали быть католиками. Однако отец Уилла, Джон Шакспер, продолжал соблюдать все посты и заставлял поститься семью. Лишь изредка для проформы меню домочадцев пополнялось небольшим кусочком сала: сало хранилось долго, но в семье Уилла ели его так мало, что оно все равно умудрялось портиться. А кому продать свиные туши, Джон знал лучше других, так что все обвинения учеников грамматической школы не имели под собой ровным счетом никакого основания.
Но Уиллу от этого было не легче. Его дразнили Pigwill, «Свиная страсть» или «Воля к свинине». Была и другая кличка: Бекон, то есть свиной окорок. Мальчик страдал безвинно, как, впрочем, и многие дети. Уильям и правда совершенно не был виноват в том, что его отец делал свой бизнес на свиньях, как и в том, что за двенадцать лет до его рождения Джон Шакспер был оштрафован на один шиллинг за вылитые перед крыльцом собственного дома нечистоты.
Наконец Уильям Шакспер выскользнул за двери класса, сполз по лестнице, держась за перила, и выбрался из школы. Он прислонился к стене, вытер пот со лба и закрыл глаза.
Декабрь 2010
Александр открыл глаза и несколько секунд спросонья не мог понять, где находится. Он озирался по сторонам и тер лоб. Наконец голос Эдуарда вернул его к действительности.
– Так не желаете обсудить наши дальнейшие действия? – гнул свою линию Эдуард.
– Позже. Дайте мне все хорошенько обдумать.
– Что ж, не буду вам мешать.
Александр поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и снова закрыл глаза. Он вдруг отчетливо вспомнил разговор с Мигелем в ночь перед его то ли хамским, то ли таинственным исчезновением. Испанец долго и нудно убеждал Александра прекратить поиски автора:
– Что ты как пиявка прилип к этой попсовой проблеме. Это тема не для ученого. Это сюжет для бульварного детективчика, pulp fiction, которым будет зачитываться толпа. Толпе же интересно все таинственное. Шекспиром был не Шекспир, а Фрэнсис Бэкон! Или Кристофер Марло? История с убийством – вымышленный трюк! А дальше – сюжет Железной маски. Занимайся текстами, Александр, в них весь смысл.
– Я и так пятилетку отдал текстам. Вернее, тексту «Гамлета». Я его перевел дважды. Это трагедия о творце и его творении, и тут принципиально важно знать, кто творец. Ты понимаешь? Офигительно принципиально…
– Чего ж тут не понять – о-фи-ги-тель-но. Очень понятно.
– Вот именно. «Гамлет» показал мне все свои возможные смыслы…
– Все?
– Или почти все. Но основной, глубинный смысл не показан, а скрыт: он зависит от того, кто эту трагедию написал. Если это ростовщик Шакспер, то смысл один. Вернее, все теряет всякий смысл. Если это Фрэнсис Бэкон, смысл совершенно другой, а если это Кристофер Марло – все снова меняется.
– Брось, Александр. Это бредовые идеи. Что ты говоришь? «Гамлет» останется «Гамлетом», кто бы его ни написал.
– Конечно, текст останется прежним, но смысл текста радикально изменится. И поэтому крайне важно решить главную задачу – кто скрывался под маской, прятался за личиной человека из Стратфорда, за Шакспером.
– Обман еще нужно доказать.
– Я этим и занимаюсь, и, кажется, уже на верном пути. It seems to me.[7]
– I know not seems. Пока не будут найдены такие убедительные доказательства, чтобы самый закоренелый скептик в них поверил, Шекспир останется Шекспиром.
