птерозавры, ихтиозавры, крокодилы и масса других чудищ, менее знакомых для людей, не сведущих в палеонтологии. В этом ансамбле зоологические расстояния между формами явно более велики, чем между отрядами млекопитающих. Однако три особенности бросаются в глаза. Прежде всего здесь мы имеем дело с разветвленной системой. В этой системе, далее, ветви выступают на уже зрелой или даже конечной стадии распускания. Наконец, вся группа в целом представляет собой не что иное, как огромный и, может быть, сложный биот. Тут — травоядные, зачастую гигантских размеров. Там — их спутники и тираны — плотоядные, массивные или прыгающие. Здесь — летающие, с перепонками летучих мышей или перьями птиц. И, наконец, плавающие, такие же обтекаемые, как и дельфины.
На расстоянии этот мир пресмыкающихся нам представляется более сжатым, чем мир млекопитающих, но его длительность, измеряемая конечной экспансией и усложнением, может считаться по крайней мере равной. Во всяком случае, он также исчезает в глубинах времен. К середине триасадинозавров еще можно заметить. Но они едва выступают из другого пласта, почти пришедшего к своему закату, — пласта пермских пресмыкающихся, для которых особенно характерны зверообразные ящеры.
Толстые и бесформенные, к тому же редкие в наших музеях, зверообразные значительно менее популярны, чем диплодоки и игуанодоны. Но это не мешает им приобретать все большее значение в зоологии. Если раньше на них смотрели как на странные, диковинные существа, узко ограниченные пределами Южной Африки, то теперь окончательно признано, что они одни представляют целую стадию жизни континентальных позвоночных. В определенный период, до динозавров, до млекопитающих, именно они занимали всю не покрытую морем территорию и владели ею. Или вернее будет сказать, что эти ящеры, крепко стоявшие на своих хорошо сочлененных конечностях, зачастую обладавшие «корневидными» зубами, были первыми четвероногими, прочно утвердившимися на суше.
В тот момент, когда мы их обнаруживаем, они уже изобилуют в самых причудливых формах — с рогами, с гребнями, с бивнями, что (как всегда!) указывает на группу, достигшую конца своей эволюции. Фактически же при всей своей внешней причудливости это довольно монотонная группа, в которой еще не различаются ясно прожилки настоящего биота. И все же эта группа поражает развертыванием вширь и потенциальными возможностями своей мутовки. С одной стороны, неподвижные черепахи. С другой — чрезвычайно прогрессивные по своей подвижности и строению черепа типы, из которых, как мы имеем все основания предполагать, и выступил давно дремавший стебель млекопитающих.
А дальше новый «провал». На этих расстояниях, под тяжестью прошлого отрезки длительности быстро сжимаются. Когда у основания пермского периода и ниже его мы снова различаем поверхность обитаемой Земли, то она оказывается заселенной лишь земноводными, ползающими по тине. Земноводные — изобилие приземистых или змеевидных тел, среди которых зачастую трудно отличить личинки от взрослых особей; голая или покрытая чешуей кожа; трубчатые или в виде мозаики косточек позвонки… И здесь, согласно общему правилу, нам удается схватить уже только высокодифференцированный мир, почти пришедший к своему концу. Сколько еще пластов мы, может быть, смешиваем в этом кишении, исследуя осадки, толщину и громадность истории которых мы еще плохо осознаем. Но по крайней мере достоверно одно — на этой стадии мы схватываем животную группу, которая начинает выходить из воды-кормилицы, в которой она образовалась.
Но уже в этом самом начале своей субвоздушной жизни позвоночные демонстрируют перед нами одну удивительную особенность, над которой следует поразмыслить. У всех у них 'одна и та же структура скелета; в особенности она тождественна (не говоря уже о поразительных соответствиях черепа) в отношении числа и плана двигательных конечностей. В чем причина этой схожести?
То, что все земноводные, пресмыкающиеся и млекопитающие имеют четыре, и только четыре, лапы, может в крайнем случае объясняться просто стремлением к наиболее простой форме передвижения (однако насекомые никогда не имеют менее шести ног…). Но как объяснить чисто механическими причинами совершенно одинаковую структуру этих четырех отростков? Впереди — единственная плечевая кость, за ней две кости предплечья, затем пять лучей руки?.. Не представляет ли это еще раз одну из тех случайных комбинаций, которые были открыты и реализованы лишь
Таким образом, огромный и сложный веер ходячих позвоночных, будучи продолжен к своим истокам, снова свертывается и смыкается в один луч.
Один-единственный черешок замыкает и определяет у его основания пласт пластов — мир четвероногих.
В случае млекопитающих мы сумели схватить мутовку, из которой выделился и устремился вперед побег «трехбугорчатых». Что же касается происхождения земноводных, то тут наука не достигла таких успехов. Однако можно без колебаний указать ту единственную область жизни, в которой среди других испробованных комбинаций могли образоваться четвероногие. Они должны были возникнуть где-то среди рыб с дольчатыми и «членообразными» плавниками, некогда жизнеустойчивый пласт которых ныне существует лишь в виде нескольких живых ископаемых: двоякодышащих (или рыб, обладающих легкими) и — совсем свежий сюрприз — кистеперой рыбы (Crossopterigien), недавно выловленной в южных морях.
Поверхностно «гомогенизированные» путем механической адаптации к плаванию, рыбы (лучше сказать рыбообразные) невероятно сложны в своей совокупности. Сколько пластов, особенно здесь, соединено и смешано под одним и тем же названием?.. Сравнительно молодых пластов, развившихся в океане в ту же эпоху, когда на континентах распространились пласты четвероногих. И еще более многочисленных старых пластов, заканчивающихся очень низко, у силура, основной мутовкой, от которой, на наш взгляд, расходятся два главных побега: бесчелюстные рыбообразные, с единственной ноздрей, представленные в нынешней природе одной лишь миногой; и челюстные рыбообразные, с двумя ноздрями,
После всего вышесказанного о последовательном развитии земных форм я не буду пытаться затрагивать и расчленять этот другой мир. Я постараюсь лучше обратить внимание на факт другого порядка, с которым мы встречаемся здесь впервые. Самые древние рыбы, которых мы знаем, в большинстве случаев облечены в мощный, даже чересчур мощный панцирь.[21] Но под этой первой, очевидно довольно безуспешной, попыткой упрочения извне скрывается скелет еще целиком из хрящей. По мере следования за ними вниз позвоночные выступают перед нами все менее окостенелыми внутри. И этим объясняется тот факт, что даже в неповрежденных отложениях мы полностью теряем их следы. Но в данном частном случае проявляется общее явление, имеющее важнейшее значение. Какую бы живую группу мы ни рассматривали, в глубине она всегда тонет в
Ниже девонского периода рыбообразные вступают в своего рода фетальную или личиночную фазу, не поддающуюся окаменению. Не доживи случайно до нас странный ланцетник, мы бы не имели никакого понятия о многочисленных этажах, из которых, по-видимому, строился тип хордовых, до тех пор пока он стал в состоянии заполнить воду, а в последующем и сушу.
Так заканчивается и ограничивается у основания большой пустотой громадное сооружение всех четвероногих и всех рыб — ветвь позвоночных.
Ветвь — это наиболее широкий тип оформленной совокупности, еще признаваемый систематикой внутри биосферы. Помимо позвоночных, основную крону жизни образуют еще только две ветви — ветвь червей и членистоногих и ветвь растений. Приобретая прочность — одна с помощью хитина и известняка, другая с помощью целлюлозы, — они также сумели вырваться из плена воды и широко распространиться в воздушной среде. В результате растения и насекомые в нынешней природе перемешались и борются с костистыми животными за то, кто больше займет места в мире.
Для каждой из этих двух ветвей можно было бы повторить анализ (но я не стану этого делать), предпринятый в предыдущих параграфах о позвоночных. Вверху — молодые группы, богатые легкими мутовками. Глубже — пласты с более четко выраженными, но менее густыми разветвлениями. В самом низу — погружение в мир химически неустойчивых форм. Та же самая общая картина развития. Но, так как в данном случае ветви, конечно, старше, то здесь и большее усложнение; а в случае насекомых — крайние
