страшная буря, разразившаяся после них. Черные, обвиваемые молниями тучи придавили окрестности, а по вздувшемуся Трезубому заливу, отрезанному от реки грудой камней и песка, ходили змеистые волны. Вот волнение перешло и на берега. Они заколебались так, словно стали жидкими. Вдруг над заливом вырос мощный сиреневый гребень. Он накатил на перемычку, хлестнул по ней, и тотчас камни и песок раздались в стороны, а по грунту протянулась сиреневая лента. Залив и аметистовая река соединились вновь. Сиреневая гладь расправилась, и неуловимые воронки хлынули по каналу на речной простор.
Волнение берегов между тем даже усилилось. Горы вспучились, а потом двинулись, расступились, и вдруг между ними полыхнуло сияние новой аметистовой реки. Вскоре, однако, все затихло, успокоилось. Но тучи долго еще сверкали ветвистыми молниями. Постепенно они растеклись в мутно-серую пелену. Новые полчища истуканов выросли на горных склонах…
Этот фильм потряс всех нас. Исполинская мощь стихий не на шутку взволновала и наше начальство. Немедленно было предпринято математическое изучение хода тектонических процессов. Прогнозы оказались тревожными. Выяснилось, что, казалось бы, успокоительный факт ограниченности района «ксенотрясения» свидетельствовал о крайне опасных свойствах Ксеноса. Как показали измерения и расчеты, планету распирали гигантские внутренние напряжения. Погода становилась все более теплой. Изо всех расселин планеты вываливались клубы серого тумана. Вскоре Ксенос заволокло тяжелой пеленой, и планета погрузилась в сумрак.
Я не буду описывать разгоревшихся споров. Их разрешили сами события. На вторые сутки после «ксенотрясения» ночью наша спальня заходила ходуном, и я спросонок свалился на пол от первого толчка. Пробудившись, я увидел, как брат быстро подымает оконные жалюзи. В сумраке окна обозначился вздыбившийся, изуродованный причал, оперенный цепляющимися друг за друга и ломающимися мачтами. По аметистовой реке гуляли змеистые волны.
Я вскочил на ноги и закричал брату, что надо куда-то бежать. Но вдруг из репродуктора зазвучал голос диктора. Объявлялась немедленная эвакуация людей со всех объектов Ксеноса. В Туманном ущелье базировался отряд космических кораблей в количестве тридцати единиц. На весь отряд кораблей приходился всего один причал, поэтому они могли стартовать лишь один за другим, с десятиминутными перерывами. В срочном порядке нам предлагалось прибыть в Туманное ущелье на вертолетах. Во избежание неразберихи нам рекомендовалось разделиться на четыре группы, эвакуирующиеся поочередно.
Мы с братом попали в последнюю, четвертую группу, улетевшую в Туманное ущелье только утром. Время до отлета мы провели под открытым небом, как и полагается в обстановке землетрясения. На наше счастье, крушение городка произошло уже после того, как последний вертолет поднялся в воздух. Я разглядел все красоты, если так можно выразиться, катастрофы, ибо наш вертолет специально завис над городком для прощальной киносъемки.
В гибели городка повинны были вовсе не сейсмические толчки. Какие там толчки! Его сокрушали тяжкие удары двух сиреневых пестов, восставших совершенно неожиданно из аметистовой реки. Я отшатнулся от иллюминатора и замер в ужасе, когда огромный каменный пест начал хлестать по крышам стройных пеносиликатовых громад, а другой пест, похожий на палицу, принялся охаживать ярусы элегантного стеклянного небоскреба.
Прошли какие-то минуты, и небоскреб превратился и груду стеклянного крошева.
На краю острова высился многогранный дом-додекаэдр, облицованный желтым пластиком. Целые фонтаны золотистых брызг взметнулись над ним, когда пест шарахнул по его янтарной крыше. Еще удар, и дом-додекаэдр обратился в руины.
Зрелище этой неистовой всесокрушающей оргии было завораживающим. В ней чувствовалось грозное и ликующее торжество какой-то дикой, но свободной и веселой силы. Расколотив и буквально истерев в порошок все на острове, песты принялись за развалины причала на противоположном берегу. Они еще утрамбовывали их останки, когда вертолет тронулся дальше. Опустошенный остров вскоре скрылся из виду.
До Туманного ущелья мы летели меньше часа. Дорогой я раздумывал о причинах очевидной целенаправленности того, что делали каменные песты. Казалось, их бурная энергия искусно направлялась какими-то разумом, и я поделился своими впечатлениями с братом.
— Нет, не думаю, — ответил мне брат. — Гораздо вероятнее, что наши постройки сами направляли на себя удары каменных пестов. Они могли действовать на грунт, например, своей неэлектропроводностью, теплотой, всей своей чужеродностью. Молния попадает точно в громоотвод, но это не значит, что она обладает волей и желает попасть в громоотвод. Если некто наступит на грабли и они ударят его по лбу, то это не значит, что они осердились. Должно быть, Ксенос богат набором таких сейсмических «грабель», а сооружения на острове дали сейсмическим процессам такой ход, что обрушивали удары этих «грабель» на себя.
Я полагаю, — продолжал брат, — что Ксенос подобен связке сжатых пружин, перевитых нитями. Если разорвать одну нить, связка пружин перестроится, если разорвать другую, она перестроится снова. Но может случиться и так, что от разрыва нитей пружины станут распрямляться с такой силой, что нити будут рваться снова и снова. Тогда выделится масса энергии…
Это предположение брата вскоре подтвердилось с удручающей очевидностью. Счастье для нас всех, что знаменитая «пляска» Ксеноса началась, когда космические корабли уже отвалили в космос. Находясь от планеты на почтительном расстоянии, мы в полной безопасности могли наблюдать ее медленные судороги.
Ксенос мало-помалу вытянулся чуть не вполнеба и стал извиваться, подобно гигантскому червяку. Он то скручивался, то распрямлялся, а потом лопнул посредине, и из раскрывшейся раны выползли сгустки мерцающей массы. В следующие полчаса его исполосовали десятки новых порезов, Из них появились кривые отростки, которыми Ксенос шевелил, как щупальцами, то свертывая их, то вытягивая, то накладывая на себя. Потом по нему прошла общая судорога и, изогнувшись, он выкинул из себя один за другим три сияющих куска. Их медленно понесло по звездному небу прочь от затихшей и вновь округлившейся, планеты.
Насколько мне известно, мой брат был первым человеком, верно угадавшим результат извержения Ксеносом трех этих тел. Указывая на них в иллюминатор, он сказал мне, что сила, выбросившая из Ксеноса эти куски, даст отдачу и разомкнет его орбиту. И Ксенос покинет солнечную систему.
Так оно и вышло. Извергнутые Ксеносом куски перестали наблюдаться, кажется, к концу 824 года, а Ксенос, как известно, скрылся от телелокаторов четверть века тому назад.
Я привык гордиться научной прозорливостью моего брата и рад демонстрировать ее примеры. Так вот, прошу мне поверить, что общепринятое теперь мнение о происхождении Ксеноса из галактического ядра было высказано братом еще до того, как доставленные на Землю образцы этой планеты подверглись исследованиям на циклотронах. Правда, сравнение Ксеноса со связкой сжатых пружин оказалось слишком прямолинейным. По завершении исследований брат не поленился прочитать мне целую лекцию о 'квазиравновесных системах' с 'низким потенциальным барьером'. Он особенно подчеркивал, что к системам такого рода принадлежат и живые существа.
— Вспомни, — говорил мне брат, — любым живым существам свойственно состояние неустойчивого равновесия. Энергетически ничтожное действие запаха мыши преображает весь кошачий организм. Как меняется все поведение человека от одного лишь важного для него слова! Вообще квазиравновесную систему можно уподобить многограннику, установленному на вершине, который, опрокинувшись, тотчас же устанавливается на другой вершине. Такой системой является и Ксенос. Он способен проходить сложные цепи неустойчивых состоянии, переходя из одной потенциальной ямы в другую…
Одновременно с этим он считал, что было бы абсолютно неверно говорить о Ксеносе как о живом существе. Что до меня, то я совершенно с этим согласен, хотя, признаться, до сих пор не уразумел, как дать толковое определение различия между мертвой и живой системой.
--
