борт. Галька, пьяная от восторга, что они одни, что солнце яркое, что платье прозрачное, и все мелочи притаились вокруг, еще раз шагнула и упала к нему на колени, обвив шею руками. Словно наяву, почувствовала, что он ответил, жарко задышал в ухо и боится выпустить ее хоть на мгновение. Изо рта несло перегаром, но Галька, не смущаясь, соскочила с колен, схватила член губами и погрузила в себя. Без цели плавали они на середине озера, явив для окружающих, случись им быть поблизости, странную картину. Борисик легонько толкнул ее, и она открыла глаза.
— Пора, раздевайся.
Галька поднялась с кровати и замотала шею шарфом. Посмотрелась в зеркало, поправила волосы левой рукой.
— Куда пора, Боренька? — спросила губами.
В комнате вдруг стало совсем темно. Галька ощупью вышла на балкон, и внизу тоже ничего не видно. А тишина, какой не могла припомнить. Страшно. Так вот она — бездна! Обернулась в комнату и опять спросила.
— Куда мы, Боренька, что с нами станет?
— Не спрашивай ни о чем, не знаю. Знаю только, что пора.
Они стояли друг против друга.
— Ты королева, Галина, — заговорил Борис торжественно, — белая королева, в царство твое, возьмешь ли меня?
— А то как же, куда ж я без тебя, да и не положено королеве одной?! — Галька прыснула в кулак. Она с радостью поверила бы, что Боренька спятил, мигом вызвала бы перевозку и сама с ним поехала, пусть в дурдом, но лишь бы вместе и лишь бы закончился этот странный день, что пронизал ее под конец до костей. Боренька потянул ее за руку на кровать, и она упала, не зная толком, то ли плакать, то ли смеяться. На мгновение засомневалась, а тот ли он, о ком мечтала всю жизнь втайне от Лиданьки. А что, как не тот? Тогда к чему эти мучения? Она прислушалась к себе. Было тихо, как на улице. Казалось, сердце тоже остановилось. «Может я уже мертвая, как узнать наверняка? И что есть я? Мысль? Порыв? Дуновение ветра? Или может быть, пугающая тишина — это тоже я? Вот и Боренька затих», — Галька мелко задрожала. В одну секунду пробежав всю свою жизнь, чуть не всплакнула от горя, что ничего не поняла, ничего не открыла.
— Боренька, — взмолилась она, — может никуда не надо, давай здесь останемся, в выходные за город съездим, на лодке покатаемся, я во сне видела, а?
— Разве это теперь от нас зависит?
— От кого же, Боренька?
— От хозяина.
Галька аж подпрыгнула, но Борис не заметил.
— Мы уже невольны распоряжаться, раньше надо было:
— От Бога что ли? Так и скажи, а я тебя хотела еще давеча спросить, он видит нас?
— Таких, как мы есть, не видит, но иных, которых сами боимся — видит.
Галька задумалась. Ей и самой не верилось, что каждый ее шаг кем-то учитывается и куда-то причитается, от чего-то отнимается, а к другому складывается.
— А какие мы, которых он видит? К примеру я?
— Видит, какая ты в любви самоотверженная, себя не жалеешь, телом не гордишься, а вроде, как похерила его. Не ешь, не пьешь толком:
— Хорошо ты со мной говоришь. Жалко, что сам мало знаешь, не можешь научить.
— А ты не думай ни о чем, просто подчинись.
— Чему, Боренька? Страшной тишине?
— Пусть тишине, это лучше, чем ничему.
— Скажи, а что тебе я? Почему я? Красивая что ли?
Боренька сильно подвинулся и опять, как тогда, наполовину въехал в нее телом.
— Может и красивая, не в этом дело, мало ли красивых? В самый первый раз, при Лиданьке, ты пробудила смутное воспоминание, что так и должно быть — я в тебе, ты во мне. Я не задумывался, какая ты, наверное, хозяйка дрянная, мать вряд ли из тебя получилась бы. Ты зажигательница Огня! Лиданька, уверен, тоже. Поэтому вы были вместе.
Ревнивое чувство шевельнулось в Гальке, и она чуть не выдала юшошескую тайну, но вовремя прикусила язык. «А что, если все наваждение? Лиданька приедет и развеет его».
Борисик все более и более влезал в нее. Она щупала ступней простыню, боясь приподнять голову и посмотреть вниз. Ей чудилось, что там творится нечто невообразимое. Наткнувшись на скомканную ткань, дорисовала страшную картину тотального Боренькиного исчезновения. Вот он ступил ей на ногу и скользнул внутрь, как в хорошо разношенную калошу. Она пошевелила пальцами, уступая место. И с другой стороны подвинулась. В бедрах стало тесновато. Она поинтересовалась, как бы между прочим, как он намерен распорядиться членом?
Борис усмехнулся.
— Тебе доверяю, хоть до смерти жаль расставаться с ним.
Его лицо все еще было рядом, и Галька расстроилась, что видит его последний раз.
— Не плачь, — успокоил Борис, — у нас будут другие лица, эти мы здесь оставим.
— Какие? — заволновалась Галька, — красивые?
— Необыкновенные, — он крепко обнял ее и поцеловал в губы.
Она опять встревожилась о члене и полезла рукой между ног. Теперь член уже принадлежал ей. Глубоко войдя корнями внутрь, напоминал дерево. Галька сжала ноги, примяв ветви, и погладила ствол.
— Жаль, что он растет вниз, его пышная крона могла бы укрыть в своей тени многих путников, — поделилась с Борисом.
Но повернув голову обнаружила, что она одна. Ей опять стало страшно. «Дальше что?» — лихорадочно заметалась мыслями и попыталась встать, но не тут то было. Локти уперлись во что-то твердое и холодное. Потолок упал к самому лбу, и сдвинулись стены. «Ах, воздуху, воздуху», — крикнула, но никто не услышал зловещее шипение. Галька заскреблась в потолок и застучала пятками в пол. «Кто-нибудь, помогите! Да что же это такое?!», — бесилась еще долго. Вдруг сквозь узкую щель в потолке разглядела знакомые лица. Но никто и не думал ее выручать, напротив, постояв над ней секунду, другую, принялись швырять землю, которая тут же забила пусть маленькое, но окошечко в ускользающий мир, и плотная тьма окутала странное помещение. Галька в ту же минуту рванула напролом, будто точно угадала цель. И мрак внезапно расступился вокруг небольшого, в несколько взмахов, озерца. В центре, на одном месте, кружилась лодочка, весла, словно плети, болтались по бокам, а в в лодочке, занимая ее всю целиком, стояла странная фигура. Ни мужчина, ни женщина. Нечто среднее. Сквозь прозрачную декольтированную распашонку, глядели вишневые, напряженные соски. Галька разинула рот и тихо присела на берегу. Фигура медленно раскачивалась вверх-вниз, в поклоне утопая в кроне раскидистого дерева, что росло у нее между ног. С берега его можно было принять за эрегированный кверху член. Стояла послеполуденная жара. Внезапно возбудившись, предвидя небывалое соединение, Галька кинулась в воду. Не ощутив прохлады при погружении, быстро, словно вихрь или мысль, оставив дрожащий воздух позади, достигла центра и приласканая тенью, закачалась вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.
IV
Толик готовился к убийству Лиданьки. Неискушенный в таких делах, переворошил кучу судебной литературы, останавливаясь на ошибках, которые совершали все преступники без исключения. Не чувствуя за собой никакой вины, он не хотел попадаться, а тем более быть осужденным. За что? Свой случай считал простым сведением счетов. Ведь вред, нанесенный ему Лиданькой, как ни прикидывай, был несравненно большим. Обратился и к художественной книге. Очень понравилась одна. И хоть речь шла об ином убийстве, Толик нашел много общего со своей целью. Разве не предвидел он в будущем хороших дел?! Разумеется
